Архитектор Юрий Бородкин, киевлянин. В 1973 году окончил архитектурный факультет Киевского инженерно–строительного института. С 1973 года по 1996 год работал в институте «КиевЗНИИЭП». С 1996 года руководит творческой архитектурной мастерской ТАМ «Ю. Бородкин». На его счету немало работ, которые украсили столицу Украины.

Марина Николайчук: Когда Вы решили стать архитектором?
Юрий Бородкин: Однажды в детстве я с мамой был проездом в Москве. Величественные московские здания поразили меня, и я подумал: почему в моем Киеве нет таких высоких сооружений? Вернувшись домой, начал считать этажи. Делаю это и по сей день, но уже на другом уровне.

М.Н.: Получаете удовольствие от своей работы?
Ю.Б.: Недавно с наслаждением перечитал книгу воспоминаний Георгия Данелия, который в первой профессии был архитектором. Он рассказал, как стал режиссером: однажды с другом на улице они увидели прилично одетого, но вдрызг пьяного мужчину, который лежал в канаве и, наотрез отказываясь от помощи, прикрывал лицо газетой. В этой газете Данелия и прочитал объявления о наборе слушателей на высшие режиссерские курсы.
Создатель умных, тонких фильмов, он пишет, что кино – искусство синкретическое, которое вмещает в себя и балет, и музыку, и живопись, и театр. Мне «газета» Данелии на глаза не попалась, но я и в архитектуре нахожу сосредоточие искусств, которые являются базовыми в мировой истории культуры, в частности, живописи и скульптуры.
Я получаю огромное удовольствие, когда в своих работах мне удается не просто получить некий пластических объем, а сделать объект красивым. Например, удачно подобранная живопись преображает интерьеры. Десять лет назад я оформлял правительственную ложу на Центральном республиканском стадионе. В запасниках музея нашел картины, которые полностью соответствовали атмосфере такого помещения – это была удача, которая принесла мне творческое удовлетворение.

Я получаю удовольствие, когда удается получить пластический объем, сделать объект красивым

М.Н.: О какой из своих работ Вам еще приятно вспоминать?
Ю.Б.: С удовольствием храню в памяти один проект, когда мне удалось фактически построить улицу в самом центре города. Речь идет об Ольгинской, что между Институтской и площадью театра Франко. В атмосфере полного взаимопонимания с заказчиком (что, увы, бывает не часто), не нарушая сложившийся архитектурный образ района, мы построили здание банка «Аркада», а напротив – невысокий дом, который органично вписался в общий контекст.  Мне удалось реализовать свою давнюю страсть – насытить городскую классику скульптурой, в чем мне помог замечательный скульптор Юрий Боголико. На центральной башне банка я разместил мифологические статуи четырех банковских добродетелей. Фасад здания украсил скульптурами носорожьих голов (председателю правления банка нравятся эти животные). Таким образом, общая архитектурная композиция предлагает своеобразный художественный диалог: по диагонали, справа от банка находится Дом с химерами, слева – Национальный банк. Мне, как архитектору, было очень увлекательно решить такую задачу.

М.Н.: Недалеко уходя от темы архитектуры, что Вы вкладываете в понятие «роскошь»?
Ю.Б.: Американцы называют богатыми людей, которые могут позволить себе заниматься тем, чем они хотят. Готов согласиться: это роскошно.  А возвращаясь к архитектуре, повторюсь – для меня настоящей роскошью является живопись. Она повсюду со мной: украшает мой дом и офис, радует глаз моих гостей и коллег. Некоторыми работами дорожу особо, как, например, рисунком моего учителя, замечательного киевского архитектора Иосифа Каракиса. Поэтому он стоит на моем столе. Говоря о роскоши и подразумевая ее материальный аспект, скажу, что для меня это не суперсовременная аудиотехника и не автомобиль, пусть даже это будет «Майбах», а те произведения искусства, которые оценены человечеством не долларами (хотя куда от них деться?), а таким качеством, как духовность. Которые существуют вне моды и конъюнктуры рынка. На картину или скульптуру, обладающую такими свойствами, никогда не устанешь смотреть, она не может утратить своей волшебной притягательной силы.

М.Н.: О своем отношении к моде Вы сказали, а как относитесь к стилю?
Ю.Б.: На этот вопрос ответить и просто, и сложно одновременно. Взять, например, художника. Перед ним чистый холст и только. Ему могут заказать работу или нет, но потребность творчества все равно заставит его взять кисть в руки и он реализует свой замысел. Архитектору в этом плане труднее. На бумаге можно строить любые проекты, а воплотить их в жизнь можно лишь имея в качестве «кисти и красок» подъемные краны, кирпич, бетон, песок… и заказчика, который даст деньги. Есть ли у меня свой стиль? Я считаю корректным целевой подход, когда творец работает не ради самовыражения. Это побуждает архитектора учитывать контекст и место, на котором ему предстоит оставить свой след. Мне очень интересно работать в диалоге с зодчими предыдущих эпох, когда я наблюдаю, оцениваю, анализирую их работы и стремлюсь неким образом если не соответствовать, то перекликаться и «слышать» собеседников.

Если Киев хочет быть европейским городом, он должен знать, ценить и формировать культуру

М.Н.: Может ли градостроитель влиять на общий уровень культуры?
Ю.Б.: До меня на этот вопрос ответил выдающийся архитектор Ле Корбюзье: «Архитектура или революция». Он был уверен, что средствами архитектуры можно реорганизовать общество. Снос церквей, исторических зданий, а затем их восстановление – все дело рук человеческих.

М.Н.: Не первый год идет общественная дискуссия по поводу сохранения старого Киева. Ваше мнение по этому поводу?
Ю.Б.: Я всегда говорил, что Киев – это персидский ковер, побитый молью, и задача архитектора – залатать дыры на этом ковре, сделав так, чтоб он оставался пригодным и приятным для жизни. У каждого города есть код – информация, зашифрованная в нем самом, в его истории и архитектуре. Если говорить о Киеве, я чувствую его всеми фибрами своей души, и за это спасибо моему наставнику Иосифу Каракису. Он водил студентов по Киеву и учил видеть, слышать и понимать его. Сегодня я с коллегами работаю над программой, которая вернула бы во многом утраченный образ «матери городов русских». Это будут не только материальные, но и духовные артефакты, определенные памятные знаки, вплетенные в городскую ткань, которые позволят людям вспомнить не только строения, которых больше нет, но и определенные события, происходившие в «той» жизни. Как, например, органичный памятник первому киевскому трамваю, что стоит на Владимирском спуске. Если Киев хочет быть европейским городом, он должен знать, ценить, формировать свою культуру, жить и победами, и бедами, развивать ответственность. В этом – надежда на будущее одного из красивейших городов Европы и его жителей.

Игорь Сахновский. Его книги издаются в Германии, Франции, Италии, Сербии, Болгарии. Критики срав-нивают Сахновского с Флобером и Набоковым, говорят, что его проза «легкая, как дыхание, плотная и воздушная». Его герои – обычные люди в необычных обстоятельствах. Он утверждает, что писать – дело рискованное, хотя и увлекательное.

Марина Николайчук: Один остроумный человек сказал: «Образованный человек должен решить для себя, что делать: писать или читать? Вы сделали выбор?
Игорь Сахновский: Если сравнивать количество прочитанного и написанного, то, конечно, я читатель. Читать легче и безопаснее. Сидеть у окна, поглядывая на улицу, или самому выйти на холод, под дождь – разница примерно такая же. Да и слово «писатель» мне не очень нравится. В этом я солидарен с Пушкиным, который предпочитал называть себя литератором.

М.Н.: Но Вы, начиная писать, надеялись стать писателем?
И.С.: Когда мне было шесть лет, я сочинил потрясающее стихотворение:
«Возле форточки пахнет свежестью.
В сорок лет мало нежности».
Я тут же записал его в ученическую тетрадку, а на обложке начертал: «Полное собрание сочинений. Том 1-й». В детстве вместо слова «кекс» я говорил «текст». Эта оговорка стала судьбой и роком. В седьмом (или восьмом?) классе прямо на уроке я сочинил какую-то фантастическую ерунду о космических пиратах, которую совершенно неожиданно напечатали в местной газете. Для провинциального школьника это был ослепительный, грандиозный «позор». Я очень долго писал только стихи, в советское время даже опубликовал две стихотворные книжки. А первую прозу написал, когда мне было уже за 30. Отстукал ее на пишущей машинке и отправил бандеролью не куда-нибудь, а в самый главный литературный журнал страны, «Новый мир». Так «Насущные нужды умерших» увидели свет, были переведены за границей, а в Великобритании даже получил и международную премию.
Но и после того успеха у меня было и до сих пор сохраняется ощущение, что литература –мое сугубо частное, домашнее, «кухонное» дело с совершенно непредсказуемым концом.

Для многих вдохновение – красивое, романтичное понятие, но только не для профессионалов

М.Н.: Читателям всегда интересно, как творит писатель. Ставите ноги в тазик с водой, как это делал Шиллер, или одеваетесь в парадное, как Чехов?
И.С.: Пишу на компьютере, дома, в своем углу, в одиночестве. Время суток значения не имеет. Но иногда куски текста, написанные в ночное время, приходится выбрасывать или переделывать: ночью – совсем другая «оптика», менее точная, что ли. После периода стихов долгое время не мог понять, как пишется проза. Стихотворение – это словно спринтерская дистанция. На финише остается только упасть и умереть. Я знал, что слова в поэзии радиоактивны: оказавшись рядом, они влияют друг на друга, создают новую реальность. А в прозе…. Потом я понял, что для прозы надо выбирать особое дыхание. Что ее правильно писать кусками, периодами… Понять-то понял. Но все равно пишу неправильно – словами. Получается безобразно медленно. Не отпускаю от себя фразу до тех пор, пока она меня не удовлетворит. И даже когда писал роман с жесткими издательскими сроками, все равно ускориться не мог.

М.Н.: Вы как-то по – особому устроили свою жизнь?
И.С.: Если поглядеть со стороны, живу довольно однообразно. Отъявленный домосед, на люди выбираюсь редко, пью тоже редко, разврату не предаюсь. Сижу дома, примус починяю. Когда не работаю, читаю книжки, смотрю фильмы, фотографирую. Не реже двух-трех раз в году улетаю в дальние края. Зимой ищу жару где-нибудь на берегу Сиамского залива, осенью люблю Флоренцию. Лучшим занятием считаю путешествия. Вот на что не жалко тратить время и деньги. Я прирастаю путешествиями.

М.Н.: Ощущаете себя «инженером человеческих душ»?
И.С.: Несут ли мои тексты некий моральный или воспитательный мотив? По крайней мере, я точно не ставлю перед собой таких задач. Книги, безусловно, способны менять сознание людей, переворачивать им душу, утешать, мучить или осчастливливать. Но когда автор ставит перед собой цель морально повлиять на читателя, перевоспитать его и т.п., это почти всегда гарантия «прокола», художественной неудачи.

Известным быть иногда приятно, но чаще – довольно хлопотно и напряжно.

М.Н.: Согласны, что у каждого писателя существует «своя» тема, которая управляет и движет его творчеством?
И.С.: Более того, на мой взгляд, хороший писатель не ищет ее, она сама приходит и властвует над его мыслями. Есть ли такая тема у меня? Трудно сказать. То, что я специально ее не выбираю, – это точно. Детство, смерть, любовь, «физиология чуда» – разве это темы? Это космос, способный вместить сотни разных тем. Читатель волен определить свою, а не навязанную автором тему.

М.Н.: Иосиф Бродский однажды сказал, что единственные революции, которые его интересуют – это революции, происходят в душе и в уме человека.
И.С.: У него есть и другое замечательное высказывание. О том, что причина всех несчастий в мире – не социализм или капитализм, а вульгарность человеческого сердца. В том-то и дело, что между этими вещами существует прямая, даже причинно-следственная связь – между внутренней жизнью человека и социальной ситуацией в мире. Мне в этих словах видятся высокое мужество и абсолютная вменяемость: не кивать на плохих политиков, а предъявлять претензии самому себе. Если с чем-то литература и может бороться, так это с пошлостью и вульгарностью. Мне кажется, что вкус важнее всего. Человек, у которого есть вкус, никогда не сделает гнусность. Даже не потому, что он такой замечательный, а потому, что вкус не позволит. Вкус важнее политики. Пристойная политика не бывает безвкусной. И наоборот.

М.Н.: Много ли в Ваших книгах личного?
И.С.: Много, если не всё. Меня одна читательница спросила: «Как вы не боитесь писать настолько откровенно?» Но, по-моему, выбора нет. Если автор не симулянт и не халтурщик, он в своих текстах почти голый, он страшно подставляется. Но я не знаю, как можно писать по-другому.

М.Н.: Что для Вас интереснее – выдумать историю или описать реальную?
И.С.: Реальность всегда фантастичнее, интересней и страшнее, чем все, что мы можем нафантазировать. У меня нет фантастических текстов. Я лишь иногда позволяю себе сводить в одном месте и времени не связанных между собой людей в придуманных обстоятельствах. Практически у всех моих персонажей есть прототипы, которым я слегка изменяю фамилии. К фантастике я не имею никакого отношения. Что я и сказал прилюдно, получая премию «Бронзовая улитка» за роман «Человек, который знал все», присужденную мне Борисом Стругацким. Вот такие метаморфозы происходят с моими произведениями.

Если с чем-то литература и может бороться, так это с вульгарностью человеческого сердца

М.Н.: Что для Вас значат слава и популярность?
И.С.: Известным быть иногда приятно, но чаще – довольно хлопотно. Из недавних «приятностей» запомнилась любезность французского консула и атташе по культуре, который после выхода второй моей книжки в парижском издательстве «Галлимар» «в знак уважения к автору» подарил мне годовую Шенгенскую мультивизу.

М.Н.: «Человек, который знал все» экранизирован. Узнали в нем свою книгу?
И.С.: Фильм Владимира Мирзоева получился ярким и талантливым. Я был готов к тому, что это произведение абсолютно другого автора, оперирующего совсем иным языком искусства, нежели литература. А если бы я снимал фильм, например, о любви, я бы, возможно, попробовал превратить кинокамеры в глаза двух людей: женская «камера-Она» смотрит на Него, а мужская «камера-Он» смотрит на Нее. И таким способом показать очень подробно всего три дня: первый день, когда они впервые увидели друг друга, второй – годовую их самый лучший день вдвоём и третий – день разрыва, потери друг друга.

М.Н.: Ну и вопрос на грани фола – Ваши творческий планы?
И.С.: Я несколько лет не писал рассказы, а теперь вот вернулся к ним. Думаю, это будут истории, рассказанные от первого лица.

Если бы я снимал фильм о любви, я бы попробовал превратить кинокамеры в глаза двух людей.

Михаил Пореченков, Заслуженный артист России, лауреат премий: «Золотая маска», «Золотой софит», «Созвездие», премии имени В. Стржельчика. Принадлежит к совершенно новой генерации актеров, которая появилась после распада СССР. Интервью, которое он любезно дал журналу, отличается искренностью и честности по отношению к себе.

Мaрина Мамонова: Михаил, как, по Вашему мнению, должен выглядеть успешный мужчина? Согласны, что обувь, часы и автомобиль – главное, что производит впечатление?
Михаил Пореченков: При желании впечатление можно произвести и золотой цепью толщиной в палец – все зависит от того, кого именно нужно впечатлить. На самом же деле, я думаю, что каждый мужчина, добившийся определенного успеха, сам способен определиться со своим внешним видом – правил здесь нет и быть не может.

М.М.: Следуете ли моде, какую предпочитаете?
М.П.: Я придерживаюсь спортивного стиля. В костюме меня можно увидеть довольно редко — по особому случаю. Моде особого значения не придаю.

М.М.: Если, не дай Бог, понадобится отдать все, что имеете из материальных ценностей, с чем не расстанетесь никогда?
М.П.: С ножом.

М.М.: Талантливые актеры вашего поколения одно время старались покорить Голливуд. Был у Вас такой соблазн или опыт?
М.П.: О покорении Голливуда я не мечтал, – честно вам скажу. А вот о сотрудничестве думал. Более того, – в закромах уже и сценарий лежит, где прописаны роли для меня и Рассела Кроу. Но пока этот проект далек от реализации.

М.М.: Как Вы относитесь к положительным героям?
М.П.: Я – Миша Пореченков. Я совсем другой человек. Я просто уверен, что мужик должен быть мужиком… Это должен быть не рефлексирующий полупидор, вечно пьяный и в соплях, а нормальный мужик, который на войну ходит и детей рожает….

М.М.: Ходит много баек о суеверии актеров. Если не черная кошка или «пушкинский» заяц, то что может Вас заставить повернуть назад?
М.П.: Ничего! Сам я, конечно, суеверен. У актеров этих примет огромное количество. У меня же больше суеверий не как у актера, а, скорее, как у мотоциклиста. Например, считается, что шлем нельзя класть на землю: обязательно упадешь. На свой мотоцикл садишься только ты сам, и никто другой: иначе обязательно разобьешься, поэтому за рулем моего мотоцикла никто не сидел. У байкеров считается, что к чужому мотоциклу даже подходить нельзя, если хозяина нет рядом. Трогать руками тоже нельзя. Только смотреть можно.

М.М.: Когда хочется спрятаться подальше от посторонних глаз, куда направляетесь?
М.П.: Сажусь на мотоцикл и еду… куда глаза глядят!

Творчество – это адский труд. Актер всегда в плену у обстоятельств, что уж тут поделаешь…

М.М.: В какой стране отдыхаете? И какой вид отдыха предпочитаете?
М.П.: Там, где тепло! А вообще, даже несмотря на то что я много работаю, я и отдыхать умею! Люблю валяться на пляже, дышать свежим воздухом – на мой взгляд, это лучший релакс. Иногда на отдыхе позволяю себе рюмку-другую традиционного крепкого русского напитка. А с недавних пор мечтаю о яхте! Море, хорошая компания, солнце, воздух, я на капитанском мостике в белой фуражке… Вот это отдых!

М.М.: Одолевают ли Вас муки творчества?
М.П.: Мук творчества я не испытываю – с моей разноплановой занятостью говорить об этом просто бессмысленно. Я, как пионер, – всегда готов! Главное – настроиться на работу. Здесь как в спорте: если ты «в форме» – реально взять любую высоту.

М.М.: Актер Хью Лори (доктор Хаус) в одном из интервью сказал, что как-то раз попробовал играть в театре, но после того как в десятый раз вышел на сцену и начал повторять одни и те же слова, делать одни и те же жесты и следовать определенной мизансцене, почувствовал жуткий стыд и больше к театру не приближается. Посещает ли Вас такое чувство?
М.П.: Нет. Если честно, для меня такие ощущения – это дикость. Каждый выход на сцену уникален – он всегда сопровождается новыми эмоциями, переживаниями… И даже заученные слова, жесты могут приобретать новые оттенки. О каком стыде идет речь? Не понимаю..

М.М.: Чем увлекаетесь в свободное время?
М.П.: Боксом и мотоциклом. Собираюсь как-нибудь поучаствовать в гонках «Париж-Дакар».

М.М.: Какие любите дарить подарки?
М.П.: Роскошные! Хорошие часы, ювелирные украшения…

М.М.: Есть ли желание обрести власть над определенной группой людей и вершить их судьбы?
М.П.: А зачем мне ее желать? Я первый секретарь Союза кинематографистов России. Судьбы, правда, не вершу – этим занимаются специально обученные люди, но властью располагаю…

М.М.: Если телефон вдруг замолчит, сможете заработать на жизнь руками?
М.П.: Конечно! Смогу тренировать спортсменов – я ведь кандидат в мастера спорта по боксу. Не пропаду!

Жан-Клод Бивер родился в Люксембурге. Выпускник Лозаннского университета экономики, ценитель элитных вин, фермер, страстный коллекционер часов, путешественник и гениальный менеджер, способный возродить старую марку часов до невиданной популярности, как это произошло в свое время с «реинкарнацией» компании Blancpain.
Не являясь инженером, дизайнером и изобретателем часовых механизмов, он обладает талантом собрать вокруг себя команду единомышленников, профессионалов в своем деле, которые в свободном порыве творчества создают революционные модели часов, покоряющие знатоков эстетическим совершенством и настоящим швейцарским качеством.
В 2002-м Бивер покинул пост главы Blancpain, но не долго искал новое место приложения своим сверхспособностям. Через три года он стал у руля тихой, угасающей компании Hublot и за рекордно короткий срок совершенно изменил имидж марки, выпустив Big Bang, хронограф в стиле fusion.

Platinum: Уважаемый господин, Бивер, когда Вы осознали, что часовое дело – Ваше призвание?
Жан-Клод Бивер: Это произошло, когда я увидел часы, изготовленные моим другом Жаком Пиге, владельцем и президентом компании Piguet. У меня было ощущение ребенка, впервые увидевшего игрушечный паровоз. Я понял, что придумывание часов может стать моим призванием.

Pl.: В чем Вы черпаете вдохновение для своей деятельности?
Ж-К.Б.: Опыт, дух коллекционирования, влияние современности и традиции прошлого – все это является двигателем моих устремлений.

Pl.: Недавно Ваши поклонники были удивлены появлением фирменных лыж и велосипеда. В чем истоки этих «новшеств»?
Ж-К.Б.: Идея, которая возникла у меня, основана на концепции Fusion, но вне сферы часового искусства. Это дает возможность порадовать почитателей наших часов непривычными изделиями, стоящими в одном ряду с часами.

Pl.: Ваша компания является парт-нером UEFA. Вы любите футбол?
Ж-К.Б.: Люблю, но это не главная причина инвестирования в этот вид спорта. Многие наши клиенты являются футбольными фанатами, и мы понимаем, что это отличная сфера для продвижения нашего бренда.

Pl.: У Вас много престижных призов и наград. Какие из них наиболее дорогие?
Ж-К.Б.: Награда – это своего рода вершина, а на Тибете говорят: «Когда покорил одну гору, продолжай взбираться на следующую».

Pl.: У нее уже есть название?
Ж-К.Б.: Следующим пиком победы станет тот день, когда 80% наших изделий будет изготовлено только с использованием наших механизмов.

Pl.: По какому принципу Вы формируете свою команду?
Ж-К.Б.: Это три самые важные пункта, как в моей личной жизни, так и в профессиональной: «Вы должны делиться, Вы должны уважать, Вы должны прощать». Благодаря такому поведению у меня есть сильная и верная команда единомышленников. Мой секрет в том, что я страстно увлечен своим делом, а люди, работающие рядом со мной, легко проникаются моей одержимостью. Это очень важно. Мне интересен весь процесс создания часов – от начала и до конца. Я, если честно, большой ребенок (смеется). И поэтому я счастлив.

Pl.: Кому из партнеров Вы хотели бы признаться в любви и восхищении?
Ж-К.Б.: Моей жене и детям, поскольку они самые важные и дорогие для меня люди. В Украине я приятно поражен деятельностью компании Cristal Group, такому превосходному маркетинговому чутью и безукоризненному вкусу можно позавидовать.

Инна Чурикова – Народная артистка СССР, Народная артистка РСФСР, лауреат Государственной премии РСФСР, лауреат премии имени К.С. Станиславского, лауреат премии Ленинского комсомола, лауреат премий «Хрустальная Турандот» и «Золотая маска».

Platinum: Уважаемая Инна Михайловна, по Вашему мнению, связан ли возраст актера с пиком его таланта?
Инна Чурикова: Ответ есть у Пушкина: «Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел». Молодость – величайший чародей, но в актерской профессии все намного сложнее. Одним судьба дает возможность раскрыть свой талант на первом курсе театрального института, другие становятся знаменитыми к закату жизни. Актеры ужасно зависимы от случая, от режиссера, и даже от эпохи, в которую родились. Одним просто везет, другие «зубами и когтями» доказывают свое призвание, третьи – баловни судьбы, всю жизнь сладко покачиваются на волнах зрительской любви.

Pl.: А как же опыт?
И.Ч.: Он приобретается со временем и важен как ремесло. Удачлив тот, кто любит свою профессию, в ком есть энергия и сила существовать на сцене, вот тогда возраст становится понятием относительным.
Если говорить о психологии преклонного возраста, то в нем есть и очарование, и трудности. Я вспоминаю себя в молодости, это был период сплошных тревог и переживаний: снизойдет ли ко мне мой ангел, состоится ли творческая биография. Ничего неизвестно. Ты приходишь в театр, играешь в массовке или третью замену Бабы Яги и не видишь никакого просвета впереди. Так же и с личной жизнью. Масса «маленьких трагедий» плюс отсутствие жизненного опыта и… доверчивость, которая у меня просто зашкаливала. У девушек много иллюзий: они думают, что выйти за богатого – счастье, а это часто компромисс, за который после «головокружения» придется заплатить высокую цену. Мне повезло вдвойне, я встретила человека, увидевшего во мне не только любимую женщину, но и разглядевшего актрису, в которую он поверил и которую во многом сформировал. Я с ним счастлива, мы до сих пор не устали друг от друга.

Pl.: Вы чудесно выглядите. Играете на сцене женщин разных возрастов, но так преображаетесь, что зрителям и в голову не приходит даже задуматься, сколько Вам лет.
И.Ч.: Однажды, во время спектакля «Тиль» на сцене Ленкома, я упала и сломала какую-то косточку, второй акт пришлось доигрывать в инвалидном состоянии. Это уже после была «скорая» и критическое состояние, но на сцене, кроме отсутствия свободы двигаться, я абсолютно не чувствовала боли и ничего не замечала. Сцена лечит, сцена дает силы, сцена молодит душу, поэтому и происходит чудо. Все актеры знают это.
Просто как женщина люблю ухаживать за собой. Посещаю косметолога, пользуюсь разными кремами, холю кожу, а как же иначе? Зарядку иногда делаю, у меня есть свой комплекс упражнений и тренажеры. Но, что греха таить, делаю это не регулярно – времени не хватает. Поэтому моего секрета молодости нет, вернее, он есть в стремлении к гармонии. А сюда, кроме практических вещей, входит отсутствие конфликтов с окружающим миром.

И все же в юности много неопределенности: поможет ли ангел или будешь всю жизнь играть Бабу Ягу в тюзе

Pl.: Инна Михайловна, исполняя роль венценосных особ, Вы надеваете роскошные наряды и ювелирные украшения и носите их так, будто родились в семье Романовых. А как относитесь к роскоши в повседневной жизни?
И.Ч.: При поступлении во МХАТ один из членов худсовета глянул на меня и спросил напрямик: «А знаете ли вы, кто есть Афродита?» Я замотала головой. «Это богиня красоты, – назидательно пояснил педагог. – Идите и посмотрите на себя в зеркало!» Я действительно зашла в туалет, посмотрела на себя в зеркало и расплакалась. Потом, еще раз всмотревшись в черты своего лица, сказала себе: «У меня своеобразное, необычное лицо, и не каждый может его оценить». Если есть сильное желание стать актером, все сложится рано или поздно.
Ну посмотрите на меня, обычная женщина. Царство должно быть внутри, а одежда – это… Хотя одеваться я люблю, и мне нравится следовать моде.
Роскошь для меня – это общение с людьми. Я люблю людей с присутствием духа. С каким-то внутренним стержнем, не метающихся… Сочувствую людям неуверенным, у каждого в жизни бывают периоды сомнений и переоценки ценностей. Мне нравятся аристократы духа независимо от профессии и возраста. Все остальное суета, как деньги. Сегодня они у меня есть, а завтра – нет, а послезавтра – кризис, и их нет уже ни у кого.

Pl.: А какие материальные ценности для Вас важны?
И.Ч.: Они из разряда общечеловеческих и даже к ценностям их можно отнести с натяжкой. Хочется, чтобы в доме была горячая вода, например. Я люблю жить в нормальных условиях, окружая себя удобством, красивыми вещами, не испытывать нужду, иметь рядом друзей, не роняющих достоинство, а на столе, кроме здоровой пищи, – книгу, от которой сходишь с ума, наслаждаясь встречей с роскошью литературного таланта писателя.

Pl.: Ваши любимые книги?
И.Ч.: Русская классика. Буниным зачитываюсь постоянно. Из современных авторов недавно открыла для себя Михаила Веллера, его юмор правдив и подчас жесток, а литературный слог легок в восприятии.

Pl.: А как же престижный курорт, коллекция украшений с бриллиантами, машина, яхта, самолет…
И.Ч.: Ой, мне так и захотелось оглянуться – со мной ли Вы разговариваете? Вы знаете, я совершенно спокойно живу соразмерно своим заработкам. Актеры, если они не занимаются бизнесом, – не олигархи. Однажды, путешествуя по Греции, я была в гостях у одного украинского бизнесмена. Он пригласил меня на свою роскошную яхту, изготовленную по заказу в Лондоне. Я наслаждалась окружающей атмосферой, мы пили шампанское, все было здорово и приятно… Но у меня никогда не будет яхты. Те деньги, которые я зарабатываю, я просто проживаю. И вообще материальные ценности меня не насыщают творчески, а значит стоят в стороне безумно красивыми и довольно любопытными безделушками.

Pl.: Вы что-нибудь коллекционируете?
И.Ч.: В загородном доме недавно перебирали с мужем старые вещи, и я нашла свой школьный альбом с марками. Я страстно была увлечена их собиранием. Особенно из тех стран, которые были для меня загадочны. Пересматривая эти альбомы, ощутила сладкую ностальгию, особенно обрадовалась французским маркам.

Pl.: Любите путешествовать?
И.Ч.: Люблю. Правда, получается не очень часто. А актерская профессия, где все на нервах, да и физические нагрузки, как у спортсменов, еще требует и спокойного отдыха. Поэтому, чтобы путешествовать, нужно сначала хорошо отдохнуть – море, пляж.
Обожаю путешествовать по Италии. Особенно когда повезет с умными переводчиками. Я с мужем уже была во многих исторических местах этой красивой страны, но и белых пятен для нас там еще достаточно. Вот мой сын – другое дело. Он Гражданин мира, в силу своей профессии знает многие иностранные языки, берет напрокат машину и с удовольствием познает ту или иную страну. Завидую и горжусь им.

Pl.: Счастье по определению Инны Чуриковой?
И.Ч.: Его вершиной было рождение ребенка. Быть счастливой ежесекундно невозможно, да и как ощутить счастье без горечи разочарования, потерь, утраты надежды. Наверное, мое Счастье во внутренней гармонии, в ощущении рядом любимых людей: мужа, сына, моей мамочки. Меня окружают хорошие люди, мне везет на них. У меня не было глобальных разочарований, я не накапливаю негативные эмоции. В сложных жизненных ситуациях я не прячу голову в песок и тогда бываю волевой и сильной.

Люблю людей с присутствием духа, с точным направлением в жизни и сочувствую неуверенным.

Сергей Молоштан — Мастер спорта международного класса по прыжкам на акробатической дорожке, чемпион СССР, обладатель Кубка СССР.

Platinum: Сергей, в детстве многие занимаются то в одной спортивной секции, то в другой. Как Вам удалось стать однолюбом акробатики?
Сергей Молоштан: Когда мне исполнилось пять лет, отец привел в группу начинающих гимнастов. А через год в Политехническом институте открылась секция акробатики, и я попал в руки замечательного тренера, почетного мастера спорта СССР Владимира Алексеева.

Pl.: Когда состоялась Ваша премьера на большом помосте?
С.М.: В 16 лет я стал чемпионом Украины и успешно «засветился» на Чемпионате СССР. И затем – фактически до 1990 года – был членом сборной команды СССР по акробатике.

Pl.: С чем был связан уход из большого спорта?
С.М.: Причин было несколько: травма, распад СССР, возраст, неустроенность в семейной жизни… Все как-то вместе сложилось.

Pl.: И Вы вернулись домой?
С.М.: Нет. В Москве организовалось концертное шоу «Созвездие России». Хорошая зарплата, возможность соединиться с семьей, жилье. Полтора года прошли быстро, но шоу развалилось, и вот тогда пришлось вернуться на родину.

Pl.: И сразу на тренировку к Алексееву?
С.М.: Увы, в лихие 90-е годы сплошной безработицы и тотального дефицита на «все» нужно было просто выживать. Моей жене, инженеру-строителю, как многим докторам наук, врачам и учителям, пришлось заняться «челночным» бизнесом, а я на целых семь лет стал ее «телохранителем» на рынке.

Тройной твист – тройное сальто с поворотом на 180 градусов, которое сергей молоштан выполнил первым в мире

Pl.: Неужели после стольких лет перерыва можно вернуть форму?
С.М.: Я пришел к Алексееву после 9-ти(!) лет перерыва. Но он поверил в меня. Тренировки давались с потом и кровью. Четыре месяца я не мог нормально вставать с кровати – распухли суставы, приходилось ходить на пятках. Одних приседаний делал по тысяче в день. И наступил момент, когда я вновь был готов подойти к акробатической дорожке.

Pl.: Вы вернулись в большой спорт?
С.М.: И да, и нет. Однажды я позвонил своему другу, чемпиону мира по прыжкам на батуте, Игорю Гелимбатовскому и рассказал о своем плачевном социальном положении и огромном желании вернуться в спорт. Вскоре он мне перезвонил с необычным предложением – в английском Блекпуле на развлекательном шоу Eclipse появилась вакансия для группы акробатов на батуте, но нужно было собрать команду, сделать программу и, записав ее на видео, отправить хозяйке шоу Аманде Томпсон. В Виннице мы нашли двух знакомых акробатов, собрались в Киеве и приступили к тренировкам. Два с половиной месяца по пять часов ежедневно в арендованном зале Суворовского училища мы, проживая на съемной квартире и питаясь одной мойвой, осваивали, по сути, новую профессию. Ответ на наше «видео» пришел положительный. Так я оказался в Блекпуле.

Pl.: Как Вас принял Блекпул?
С.М.: Блекпул – это английский Лас-Вегас. Работа была непростая, выступления проводились два раза в день и длились по два часа. Но я занимался любимым делом, своей профессией, что еще и давало средства к достойной жизни.

Pl.: Не было ностальгии?
С.М.: Первое время – нет, даже приходила мысль – остаться в Англии навсегда. Появились друзья, на машине с семьей объездил и Англию, и европейские страны. Пришлось даже узнать, насколько мягка койка в английской тюрьме.

Достижениями в спорте, умению противостоять ударам судьбы я обязан замечательному человеку и тренеру Владимиру Алексееву

Pl.: ???
С.М.: Сегодня это выглядит как забавный случай, но тогда…
Однажды мой товарищ по шоу должен был отвезти в аэропорт свою беременную подругу, но, не решившись сесть за руль выпившим, попросил это сделать меня. В четыре утра нас остановил полицейский патруль и при проверке документов оказалось, что страховка на машину просрочена. На моих руках защелкнулись наручники, и я оказался в полицейской машине. Выручила всех нас беременная пассажирка с огромным животом. Мы по-английски не смогли толково объясниться, а она рассказала, кто мы и куда едем, и что она может опоздать на самолет. Для доказательств нашего «Я» мне пришлось даже сделать на асфальте несколько сальто перед ошеломленными полицейскими. Нас отпустили, но взяли слово вечером следующего дня явиться в полицию. Когда мы там появились, нас тут же посадили в тюрьму. Нашли в бюро переводов Нью-Йорка переводчика (там был уже день) и по спаренным телефонам выяснили все обстоятельства дела. Затем состоялся скорый суд, и мы отделались штрафом, но ночь пришлось провести в тюремной камере.

Pl.: А как обстояли дела с остальными членами семьи?
С.М.: Вначале жене и дочери разрешали оставаться у меня на короткий срок, но вскоре мы стали жить в Блекпуле постоянно. Дочь окончила школу, учится в университете, получила английское гражданство, вышла замуж за англичанина и теперь постоянно живет там.

Pl.: А Вы с женой? Почему снова Донецк, если в Англии все так удачно складывалось?
С.М.: Потянуло домой, да и о родителях тревожились. А тут судьба сама за нас все решила: из-за всемирного экономического кризиса туристов стало совсем мало, шоу начало терпеть убытки и закрылось.

Pl.: Какие планы на будущее?
С.М.: Продолжаю тренировки. Хочу разработать индивидуальную программу: как для спортсменов, достигших высоких результатов, так и для начинающих.