Этот номер «Платинума» посвящен детству, то какие тут могут быть иные «картинные» ассоциации — только «Девочка». Мы все ее с детства и помним. Серов, вообще, чудо как хорош, но эта «Девочка»! Серову было тогда всего 22, но как сам потом не раз говорил: «Ничего лучше я так и не написал».
Честно говоря, я влюблен в Серова, мне нравится и «Навзикая», и портрет Коровина, и «Петр», но «Девочка»! Валентин Александрович тогда только вернулись из Италии, насмотрелись великих, впитали солнце итальянское, вот оно все и вошло в эту девочку. Посмотрите: девочка теплая, а фон — холодный. Девочка прямо двигается к тебе, когда на нее смотришь. Вроде простые законы оптики: теплые тона движутся к тебе, холодные от тебя, но какое волшебство!
Серов с младых лет был большой знаток этих штучек — шутка ли, с 13 лет учился у Репина, «главного» российского художника. Папа Серова, известный композитор, рано умер, мама, тоже композитор, вела жизнь богемную, вот мальчика и воспитывал друг семьи Илья Ефимович. Лучшее обучение — из рук в руки — прямо боттега итальянская. В 15 лет Ефимович определил Валю в Академию. Принимали туда, вообще-то, с 16, но кто Ефимычу откажет? Лет пять учился у Павла Петровича Чистякова, абсолютно гениального педагога, который «ставил руку» и Васнецову, и Врубелю.
Понятно, что с такими учителями мальчику, да еще талантливому, просто некуда было деться. Первая же выставленная работа, вот эта «Девочка», буквально сразила всех наповал. Название, кстати, придумал молодой Игорь Грабарь, у Серова она скромно называлась «Портрет В. М.». «Девочка с персиками!» — заорал на весь зал Общества поощрения художеств темпераментный Грабарь. Общество тогда выдало Серову премию, но разве в премии дело? «Девочка» стала тем, чего все так ждали. Все так устали от унылой жвачки передвижников, хотя, может быть, и боялись себе в этом признаться. «Пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное» — писал в том же 1887‑м, когда появилась «Девочка с персиками», своей невесте Серов.
Девочка была не случайная, дочь самого Саввы Ивановича Мамонтова, «Саввы великолепного», как его называли художники. Великолепный меценатствовал напропалую, имел даже частную оперу. В его подмосковном имении Абрамцево тусовался весь цвет тогдашнего искусства: Репин, Шаляпин, Коровин, Врубель. Немудрено, что Серов сразу из Италии заехал в Абрамцево, где его знали и любили с детства.
Старшая дочь Саввы Ивановича, которую он раньше и не замечал, за время его путешествий превратилась в красивую девочку, почти девушку. Посмотрите на портрет — даже и не скажешь, что ей 12. Что-то есть в ней такое «содержательное», настоящее, такие, чуток повзрослев, бомбы в царей бросали. Серов тогда все лето провел с Верочкой, не мог уехать, хотя и прилежно писал письма невесте. Ездили верхом, катались на лодке и, конечно, писали портрет. Серов девочку измучил: сто сеансов! Уже тогда в нем проявилась эта одержимость.
Сто сеансов, а посмотрите, какая легкость. Именно легкость, свежесть. Свежесть — вот оно, ключевое слово. «Все, чего я добивался, — это свежести, той особой свежести, которую чувствуешь в натуре и не видишь в картинах», — писал он позже в дневнике. Походите, при случае, по Третьяковке, где висит сейчас «Верочка», посмотрите на мрачноватые картинки вокруг, сразу все почувствуете. «Верочка» стала переломом в русском искусстве. Солнечные импрессионизмы и прочие «измы» вышли из нее, как из гоголевской шинели вся русская литература.
А девочке было всего 12. Серов потом-таки уехал — к невесте, к славе. Верочка взрослела, ходила в концерты, на умные лекции. Замуж, при всей красоте и богатстве, вышла поздно, в 28, по тем временам — старой девой. Что-то мешало. Родила подряд трех деток и умерла в 32 — сгорела в три дня от пневмонии. Муж, очень ее любивший, больше не женился, сгинул в ГУЛАГе в 1930‑е. Дочь Лиза ездила с отцом по якутским пересылкам. После войны работала в доме-музее Поленова. Вот такие судьбы.
Алексей Титаренко