Его мать, светская львица, находясь на седьмом месяце беременности, 30 ноября 1874 года отправилась на очередной бал, во время которого вдруг почувствовала острую боль. Ее едва успели отвести в ближайшее безлюдное помещение, то был женский гардероб. Таким образом, будущий государственный и политический деятель, названный большинством англичан «самым выдающимся британцем в истории», появился на свет на ворохе женских манто.

Отец, занятый политической карьерой, и мать, увле­ченная светской жизнью, времени детям почти не уделяли. О маленьком Уинстоне заботилась няня, к которой он столь привязался, что, даже став крупным государственным деятелем, всегда в своем кабинете держал ее портрет.

С раннего детства Вини, как звали его родители, демонстрировал колоссальное нежелание учиться. У него была великолепная память, но запоминал он лишь то, что его интересовало: историю и литературу. Начав обучение в одной из частных школ Аскоты, он частенько испытывал на себе действие неотъемлемого атрибута обучения – розг. Позже Черчилль пополнит и без того немалое собрание своих афоризмов фразой: «Школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министры могут только мечтать».
Далее Уинстон стал худшим в училище Хэрроу и трижды безуспешно поступал в военное училище Сэндхерст. Однако, поступив с четвертой попытки, окончил его весьма успешно.

Незадолго до этого счастливого события в семье случилась трагедия – скончался отец Уинстона, которому было всего 46 лет. Мать, совершенно не умея вести хозяйство, довольно быстро спустила не слишком большое наследство, а потому молодому лейтенанту пришлось выбирать между необходимостью содержать семью и жаждой великих сражений. Выход нашелся – Черчилль отправился на Кубу, где в то время испанская армия сражалась с повстанцами, а заодно заключил договоры с несколькими английскими изданиями о сотрудничестве в качестве военного корреспондента. Мало кто сегодня вспоминает о его успехах на журналистском поприще, а ведь он и тут был неподражаем и прекратил писать регулярные статьи только в 1938 году.

В утверждении за собой репутации храбреца Уинстон преуспел не меньше. Он участвовал в боевых действиях в Индии, Судане, в англо-бурской войне в Южной Африке. Он всегда находился на передовой, руководил атаками и даже однажды попал в плен, из которого – единственный(!) – ухитрился бежать. В дальнейшем Черчилль преуспел еще и в писательском деле, что подтверждено многотомными историческими трудами и Нобелевской премией по литературе 1953 года.

Но главной «дамой его сердца», конечно же, была политика. Неоднократно переходя из лейбористов в консерваторы и обратно, он никогда не оглядывался на осуждавших, не боялся активных действий и смелых шагов, тем более что для этого зачастую даже не нужно было покидать кресло в собственном кабинете.

Девизом сэра Уинстона была фраза: «Пять-шесть сигар в день, три-четыре стакана виски и никакой физкультуры!» К сигарам он пристрастился на Кубе, оттуда же и заказывал их потом в неимоверном количестве. Сигару изо рта почти не выпускал: забывая зажечь – просто жевал табак, закурив – ронял пепел где попало, а засыпая с не потухшей – прожигал насквозь сорочки и брюки. Его жена Клементина шила мужу специальные нагрудники, пытаясь спасти от гибели хотя бы часть его гардероба. Ущемлять себя в праве курить где угодно и когда угодно Черчилль не считал нужным, вплоть до того, что для межконтинентального авиаперелета заказал специальную кислородную маску с отверстием для сигары. Он курил даже за завтраком у короля Саудовской Аравии, не выносившего табачного дыма.

Сэр Уинстон вообще никогда не считался с обстоятельствами. Инспектируя колониальные войска в Африке, где солдатам выдавали флягу воды на день, он распорядился опустошить паровой котел паровоза, как только ему приспичило принять ванну. Еще Черчилль обладал потрясающей способностью любую неприятность оборачивать с пользой для себя. Когда в 1931 году он отправился в США читать лекции, то в Нью-Йорке – от привычки ли к левостороннему движению у себя на родине или потому что тот декабрьский день пришелся на тринадцатое число – сразу угодил под машину. А едва оправившись после пятнадцати переломов, надиктовал журналу Courier статью «Мои неприятные нью-йоркские приключения». Это ироничное эссе, перепечатанное чуть ли не всеми американскими газетами, принесло автору две с половиной тысячи долларов гонорара. Это целиком окупило стоимость трехнедельного послебольничного отдыха Черчилля с женой и дочерью на Багамских островах и стало лектору отличной саморекламой.

«Я никогда не стоял, если можно было сесть, и никогда не сидел, если можно было лечь». У.Черчилль

В английском обществе говорить о деньгах вообще не принято. Черчилль же любил подсчитывать вслух как затраты на свои сигары, так и суммы выигрышей в казино. Он обожал вгонять в краску других – мог прилюдно осведомиться у великого актера о размере гонорара, полученного им за роль Черчилля в военном кинофильме, а услышав весьма весомую цифру, пробурчать: «За такие деньги я сыграл бы себя сам и гораздо лучше».

О чрезмерном чревоугодии Черчилля красноречиво свидетельствуют его портреты и фотографии. Во время Ялтинской конференции сэру Уинстону столь полюбилась высокогорная форель, ежедневно поставляемая в Воронцовский дворец, что он подарил свои золотые часы ответственному за это дело сотруднику НКВД. А верность Черчилля шотландскому виски, французскому коньяку «Наполеон» и армянскому «Двину» сегодня была бы расценена как солидно проплаченная реклама.

Совсем необоримые приступы обжорства одолевали сэра Уинстона в пору «набега черных псов». Так он называл периоды депрессии, которая наступала всякий раз, когда он оставался не у дел. В эти тяжелые времена Черчилль спасался коллекцио­нированием. Он собирал гильотинки для обрезания сигар, пепельницы, модели автомобилей. А то искал себе нехитрое дело вроде стрижки газона или рисования пейзажей. Или садился в сотый раз смотреть любимый фильм «Леди Гамильтон».
История сохранила великое множество юмористических пассажей, в которых сэр Уинстон блистал остроумием.
Например, депутат палаты общин леди Нэнси Астор часто спорила с Черчиллем и однажды в сердцах заявила ему:
– Если бы вы были моим мужем, я насыпала бы вам в кофе яду!

Черчилль незамедлительно парировал:
– Если бы я был вашим мужем, я бы этот кофе выпил.
Выступая однажды в парламенте, Черчилль подкреплял свои слова множеством цифр, не заглядывая в текст. Это настолько потрясло всех, что потом кто-то из друзей не удержался от вопроса:
– Как тебе удалось собрать столько данных? Ведь на это требуется не менее полугода!
– Именно столько времени должны потратить мои противники, чтобы доказать неточность этих цифр, – пояснил сэр Уинстон.
На одном официальном приеме, разливая шампанское, официант случайно облил лысину Черчилля и ужасно перепугался. За столом установилась гробовая тишина. Прервал ее сам потерпевший:
– Милейший, вы действительно считаете, что это самое радикальное средство от облысения?
Как-то, снимая Уинстона Черчилля в день его восьмидесятилетия, фотограф вежливо спросил:
– Надеюсь, сэр, что и в следующем году в этот день я снова смогу снять вас?
– А почему нет? – улыбнулся Черчилль. – Надеюсь, со здоровьем у вас все в порядке?

В ряду национальных героев он чуть ли не единственный, кого британцы воспринимают почти как близкого родственника. В самом деле, что известно о Кромвеле или Веллингтоне, кроме их исторических деяний? Их образы вызывают отстраненное уважение и ассоциации с бронзовыми бюстами. На их фоне Черчилль остается человеком из плоти и крови, его любят не только за то, что он сделал для Британии, но и за то, каким он был.

В документальных фильмах с его выступлениями интересно наблюдать за реакцией слушателей. Вот он стоит на трибуне в своей характерной сосредоточенной позе – прижав ладони к груди, отпускает очередную остроту – и по рядам слушателей прокатываются волны смеха, как на концерте блестящего сатирика. А в результате – менялись судьбы стран и народов.

С ним было непросто жить – об этом говорят его дети, – но никогда не ставилась под сомнение его преданность семье. Он бурно ссорился и мирился с женой Клементиной, но это был именно тот случай, когда «милые бранятся – только тешатся». Во время отлучек Черчилль посылал жене письма, в которых вместо подписи рисовал свинью. Она в ответных рисовала кошку. За пять с лишком десятков лет писем накопилось великое множество. Они полны объяснений в любви, иногда приторно сентиментальных.
Не стоит забывать, что это был викторианский аристократ, романтик-империалист, мало знавший жизнь «простых людей». И единственное, чем он точно не был никогда – так это ходячей добродетелью.