«Слишком романтичным особам часто приходится слышать в свой адрес: сними розовые очки, спустись с небес на землю. А надо ли? В жизни прагматиков так мало радости. Да, возможно, Париж – не рай в полном смысле этого слова. Да, там асфальт усеян окурками и собачьими экскрементами, в подворотнях специфический запах и – неспокойно, особенно по ночам, в районах, заселенных неевропейцами. Но Любовь – это всегда вопреки здравому смыслу», – считает литературный редактор Светлана Тысячная.

Я нескромно счастлива, что есть МОЙ Париж. Который не ждет, но рад приезду, не влюблен, но любим, не навязчив, но незабываем. Счастлива тем, что уже бывала и когда-нибудь еще побываю; что люблю и ревную: столь многими он любим, а любит – всех; что он есть, вот такой, немного похожий на звездного кумира, которым восхищаются благодаря достоинствам и вопреки недостаткам, потому что имя ему – Мсье Шарм.

Я нескромно счастлива, что люблю его, абсолютно не стесняясь в этом признаться всем и каждому, надоедая, как всякий влюбленный, у которого на языке – только предмет страсти и обожания; и, одновременно, храня таинственное молчание, краснея и опуская глаза, как школьница, влюбившаяся в учителя.

Я нескромно счастлива тем, что ступала по его мостам и мостовым, прикасалась к ручкам дверей метро, музеев, кофеен, гостиниц и магазинов, вдыхала его воздух – будоражащую смесь ветра, цветов, кофе, шампанского и парфюма, видела его аристократичное тело цвета слоновой кости и голубую кровь, текущую по артерии, именуемой Сеной.

Здесь – все легко и нет ничего невозможного

Потому что больше нигде в мире нет такой белой пыли садовых аллей, в которую хотелось бы окунуть кисточку для пудры, с целью – подправить макияж. Потому что в мире есть единственное место – Париж, где обитает некий флюид Счастья и Свободы, неистребимый и круглосуточно опьяняющий.

Потому что, как сказал драматург Анри де Борнье: «У каждого человека две родины – его собственная и Франция». Здесь – все легко и нет ничего невозможного. Здесь – место рождения и исполнения самых фантастических мечтаний. И, кажется, только здесь и больше нигде понятия Любовь и Жизнь сливаются в одно и совершенно неразделимы.

На зависть многим сентиментально настроенным барышням, редактор приложения «КоммерсантЪ-Weekend» и колумнист Platinum Маша Цуканова регулярно бывает в Париже – ее приводят сюда командировки. Между тем сама она такому ходу событий не рада. Париж для нее – это вечные забастовки AirFrance, из-за которых теряешь как минимум сутки, справляющие разного рода нужду на рю Риволи бомжи, полное пренебрежение к вегетарианцам и нефранкоговорящим путешественникам, а главное – это город, где разбиваются мечты.

Я не люблю Париж. Невзлюбила с самого детства, с первого раза, как попала сюда, – наглый, недружелюбный, заносчивый город. Возможно, время охладило бы мою неприязнь и мы могли бы попробовать начать все сначала, но Париж не дает мне шанса соскучиться по себе – он с маниакальной регулярностью появляется в моей жизни вновь и вновь. Трудно представить, что заставило бы меня взять билет и прилететь сюда по собственному желанию. Но один раз я все же сделала это.

В тот период мне было худо. Дела шли из рук вон плохо, отношения с мужчиной не клеились, я хандрила и чахла. Мне нужно было чудо, какой-то светлый знак, что все наладится, все образуется. Он был нужен мне позарез, но все никак не появлялся – тогда я решила дать себе его сама. 31 января я купила два билета до Парижа и отправилась смотреть салют над Эйфелевой башней. Я знала, что это один из самых красочных праздничных фейерверков в мире, а я больше всего на свете люблю их. Я была уверена, что, увидев его, я снова обрадуюсь, успокоюсь, и душа моя наполнится надеждой, а сердце – силой.

В последний день года в Париже шел дождь, посреди дня стояли сумерки. Мы завезли вещи в отель и поспешили к Эйфелевой башне, времени было в обрез. По темной промозглой улице мы спешили к нужной ветке метро, которую в этот час штурмовали тысячи таких же, как мы, надеявшихся на чудо. Я не замечала ни промокших ног, ни окоченевших пальцев, ни пинков соседей по электричке. Я знала, что через полчаса увижу салют, и в груди у меня уже освобождалось место для покоя, который вот-вот должен был войти туда.

И вот мы стоим перед башней. Все Марсово Поле – сплошной людской поток. Пять минут до Нового года, четыре, три, две… Несколько тысяч человек, как один, задерживают дыхание. Я спешно открываю бутылку шампанского. Двенадцать часов, толпа выдыхает, все глаза – на башню. Но ничего не происходит. Салюта нет. Первая минута нового года, вторя, третья… Его нет, и ясно, что уже не будет. Я пью шампанское из горла и плачу. Освобожденное место в груди занимает боль. Там же в Париже на следующий день я бросила своего мужчину. Вы говорите, это самый романтичный город в мире? Пусть будет по-вашему.

наглый, недружелюбный, заносчивый город

Монмартр буквально – холм святых мучеников. Святого Дионисия, первого епископа Парижа, тут действительно обезглавили – но это было так давно! Позже холм оккупировали кабатчики, веселые девушки и, конечно же, художники. Как они без вина и девушек?

In vino veritas. Дело, как всегда, в вине. До 1860 Монмартр был за пределами города. На пределах стояли заставы, прохождение удорожало вино в разы. Ergo – разливать стали до того. Холм оброс заведениями. Старейшее – бистро «Мамаша Катрин». На нем – табличка с легендой про страшных «казаков» и генезис самого слова «бистро». Мол, в 1814, когда русские оккупировали Париж, эти страшные казаки любили тут сиживать и громко орали: «Быстро!». «Мамаша Катрин» в ключевом месте – на площади Тертр, там, где художники. Портрет-пейзаж, 20–200 евро. Не Модильяни, но выглядят живописно. Есть там и наши люди – советская школа, однако, ее не пропьешь.

В двух шагах – церковь Сакре-Кёр. «Заливал своей кровью меня Сакре-Кёр на Монмартре» – один из монмартрцев, Аполлинер, «Алкоголи». Видно, алкоголей было немало – Сакре-Кёр белая. Не то, чтобы красивая, но стоит как! На вершине 130 метрового холма – в плоском-то Париже. Хороший ориентир для художников. Им на Монмартре недорого было снять сарай под мастерскую. С садиком. Ренуар писал в таком садике – так рождался импрессионизм.

Чуть ниже образовался целый художнический притон – Бато-Лавуар. Бывшую фабрику пианино сдали художникам за гроши. Приезжая покорять Париж, все прошли через эту фабрику. Молодой Пикассо, возвращаясь под утро, палил из револьвера. Знак мирным людям подниматься на работу.

Еще ниже – кабаре «Мулен Руж». Тут родился канкан, тут рисовал граф Лотрек. Бешенная Ла Гулю, вошедшая в историю благодаря его афише – это она сбила ногой шляпу принца Уэльского. «Уэльский! С тебя шампанское!» Тулуз-Лотрек всю свою недолгую жизнь провел среди таких Ла Гулю. Они у него красивей греческих богинь. А канкан? Канкан живет. Каждый вечер в «Мулен Руже». Для туристов. Для хороших людей – весь Париж, на который так хорошо смотреть вечером со ступенек Сакре-Кёр.

Алексей Титаренко

Прогулки по Парижу с Борисом Носиком
Прогулки по Парижу – это всегда удивительно! Тем более, когда гидом является такой знающий и умелый рассказчик, как известный литератор и переводчик Борис Носик, проживший во французской столице более двадцати лет. Книга представляет собой путеводитель по Парижу, который знакомит читателя с самыми разнообразными и удивительными сторонами жизни и истории города: это Париж д’Артаньяна, Хемингуэя, Брассанса, нескольких поколений русских эмигрантов… Такой Париж откроется впервые даже для бывавших там путешественников. Книга держится в ранге бестселлеров в течение многих лет, это издание полностью переработанное и переосмысленное, «осовремененное» самим автором.

Франция. Париж на тарелке
Стивен Доунс, один из самых прославленных ресторанных критиков Австралии, в очередной раз приезжает в Париж, город шикарных ресторанов и поваров, о которых говорят во всем мире, чтобы в течение двенадцати дней попытаться проверить, по праву ли так славится французская кухня, как о ней говорят и пишут. Что он узнал и открыл вновь для себя? Об этом его «гастрономический дневник».Книга представлена читателю в серии Амфора Travel – одном из cамых популярных собраний, включающем в себя путевые заметки известных писателей-путешественников и публицистов, которая началась с книг английского писателя Питера Мейла. Книги этой серии издаются большими тиражами и переводятся на многие языки мира.

О, боже, снова Париж!
Герой романа британец Пол Уэст пробует завоевать Париж, выступая в роли то фермера, то начинающего бизнесмена. Ему предстоит собирать кабачки в огороде под зорким присмотром потенциальной тещи, рыть яму для отхожего места и спать на скрипучей прадедушкиной кровати в одном из удаленных сел Франции. Преодолевая бюрократические козни столичных чиновников, ему все-таки удается открыть в Париже английскую чайную, столкнувшись с трудностями, подстерегающими начинающего бизнесмена, и, конечно же, продолжит поиски идеальной мадемуазель. «О, боже, снова Париж!» – новое искрометное произведение от Стефана Кларка, автора шести популярных романов о непростых взаимоотношениях французов и англичан.

В 1924–31 годах в Париже существовал Русский модный дом «Ирфе». Основатели — Ирина и Феликс Юсуповы. Эта супружеская пара осталась в истории царской России одной из самых красивых, самых богатых и самых скандально известных. О них сплетничали, но знакомством с ними гордились.

Род Юсуповых идет от ногайских мурз, но богатством своим, которое намного превышало состояние царской семьи, во многом обязан знаменитому прапрадедушке Николаю Борисовичу – классическому екатерининскому вельможе, коллекционеру, полиглоту, человеку с дикими причудами и большими заслугами перед Родиной.

В детстве Феликс Юсупов был ангельски хорош собой. Мать до пяти лет наряжала его девочкой, что, возможно, «по Фрейду» привело к становлению мужского естества с креном в женскую сторону. Пока его сверстники устраивали баталии с оловянными солдатиками, он рылся в платяных шкафах и секретерах, перебирая и примеряя дамские платья и украшения.

Маленький Феликс очень любил животных, особенно собак из породы мопсов. Их он также наряжал «девочками». Учеба в Оксфорде стала вереницей сенсационных эпатажей, фото «отвязного» представителя русской аристократии частенько красовались на страницах скандальной хроники в европейских газетах.

Когда родители «шалуна» всерьез озаботились будущим отпрыска, его решили «остепенить», а лучшее решение вопроса в таком деле – женитьба. Избранницей повесы стала первая красавица императорского двора, племянница Николая II Ирина Романова. Версий того, как сладился этот брак, множество. Юсупов в своих воспоминаниях утверждает, что влюбился без памяти, но очевидцы утверждали, что Ирина пошла под венец, чтобы своей безукоризненной репутацией «обелить» дурную славу Феликса.

Свадьба состоялась в Аничковом дворце накануне Первой мировой. Из интересных фактов этого события сохранились курьезы: по пути в церковь жених застрял в лифте, откуда его вызволяла «вся королевская рать» и сам император, а невеста взошла к алтарю в бриллиантовой диадеме и фате казненной королевы Франции Марии-Антуанетты.

По возвращении из свадебного путешествия у них родилась дочь, названная в честь матери Ириной. Феликс, тяготеющий к творчеству, ринулся переделывать интерьеры семейных покоев, смело смешивая стили рококо, ампир и классицизм. Историческая судьба Феликса Юсупова связана с сатанинствующим бородатым «иродом» – Гришкой Распутиным, которого он люто ненавидел. Семья Юсуповых так и не смогла понять, как мог мягкий, женственный, сторонившийся политики Феликс убить человека? Императорская чета была столь разгневана, что от смертного приговора Феликса спасло лишь имя Великого князя Дмитрия Павловича, участвовавшего в заговоре, потому убийцу всего лишь сослали в имение Курской губернии.

После Октябрьской революции Юсуповы переехали в Крым, а два года спустя вместе с остатками русской аристократии поднялись на борт последнего покидающего Россию корабля – английского дредноута «Мальборо» и навсегда простилась с Родиной. Постранствовав, беженцы оказались в Париже, оставив в России 5 дворцов, 14 доходных домов, 30 усадеб и поместий по всей стране, рудники, множество заводов и прочее.

Кстати, о прочем. О коллекции юсуповских драгоценностей ходили легенды. Говорили, что убранство их дворца на Мойке в Петербурге поражало богатством: «фонтан слез» с уральскими самоцветами, антикварная мебель, предметы искусства известных мастеров, посуда чистого золота… В эмиграцию удалось забрать сущие крохи. Более того, лавина русских беженцев так «запрудила» Европу драгоценностями, что они резко упали в цене. Но за два подлинника Рембрандта супруги смогли купить дом в Булонском лесу.

В Париже Юсуповы всячески поддерживали бедствующих соотечественников. Они открыли агентство по трудоустройству, создали Школу прикладных искусств имени Строганова и завели свое дело – Дом моды, названный по первым слогам их имен «Ирфе». Зимой 1924 года в гостинице «Ритц» был устроен показ моделей парижских модных Домов. Неожиданное появление в отеле русских манекенщиц во главе с восхитительной княгиней в невесомых шелковых платьях – полупрозрачных, на грани эротизма – произвело фурор. Другие показы этого вечера мгновенно поблекли на их фоне. Моделями в «Ирфе» подрабатывали русские красавицы с титулованными фамилиями и безупречной пластикой: княгиня Трубецкая, княжны Саломея и Нина Оболенские, баронесса Анастасия фон Нолькен, дочь генерала Лохвицкого Нелли и многие другие.

Любовь Феликса к переодеваниям часто эпатировала светское общество

Пресса взрывалась восторгами. От клиентов не было отбоя, тем более, что интерес подогревался смятенным образом «того самого князя, который убил Распутина». Вскоре были открыты три филиала Дома моды – в Нормандии, Берлине и Лондоне, выпущены духи «Ирфе», аромат которых источали все парижанки. Но мир того времени был шаток. Почти весь капитал Юсуповых, сосредоточенный в американских банках, в одночасье поглотила Великая депрессия, и они снова оказались на грани выживания.

Феликс засел за мемуары, главное место в которых отводилось убийству Распутина. Гонорар за книгу, ставшую бестселлером, позволил некоторое время вновь зажить на широкую ногу. Позже в Голливуде сняли фильм «Распутин и императрица». Сенсации ради создатели фильма пренебрегли исторической правдой: образ развратной любовницы Распутина был прямым намеком на Ирину Юсупову. Княжеская семья предъявила кинокомпании иск. Судебная тяжба была выиграна. Сто тысяч фунтов стерлингов «отступных» позволили Юсуповым прожить относительно безбедно всю оставшуюся жизнь.

Князь Юсупов скончался в 1967 году, княгиня пережила его на три года… Дочь Ирина, воспитывавшаяся в основном бабушкой – княгиней Зинаидой Николаевной, впоследствии вышла замуж за Николая Дмитриевича Шереметьева, родила дочь Ксению и дожила до 1983 года. Внучка Ксения ныне здравствует и живет в Европе – то в Париже, то в Афинах.

От смертного приговора заговорщиков спасло имя Великого князя Дмитрия Павловича