…Едва на Киев опускается ночь, они выгибают спины, расправляют каменные крылья и взмывают в темное небо. Долго кружат над городом, пугают запоздалых прохожих. С приближением рассвета чудища возвращаются: впиваются когтями в крышу, стены и застывают…

Помните классическую гоголевскую фразу: «У нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы»? А киевскую Лысую гору, куда на шабаш летала Маргарита из знаменитого булгаковского романа? А полтергейст под Майданом Незалежности? Ну и, наконец, неизбывную мистическую легенду о Киевском Змие? Так вот, Дом с химерами – из той же оперы.

Само появление в Киеве Городецкого – архитектора-миллионера, денди и бонвивана, – выглядело как эпизод из немого фильма о жизни бомонда конца XIX века. Он приехал за рулем шикарного авто-ландоле, что влек глаз лаком, серебром и красным деревом. Как истинный спортсмен-автомобилист, он был одет в кепи, несколькометровый шарф и кожаное полупальто, на плече у него примостилась живая обезьянка. Не удивительно, что Лешек Городецкий еще при жизни стал своеобразным персонажем городского фольклора.

Со строительством Дома с химерами связано немало легенд. Говорят, что Лешек Дезидерий Владислав Городецкий, именно таково полное имя архитектора, создал дом в память о дочери-утопленнице. Но дочь Городецкого никогда не тонула и пережила отца, на несколько десятков лет.

Есть другая скандальная версия – пари с коллегами, утверждавшими, что на таком обрыве строить невозможно. Вполне реальной может быть и строго практическая мотивация. Это – первый дом, построенный в Киеве при помощи бетона. Что по тем временам могло быть грандиозной рекламной акцией промышленника Рихтера, производящего цемент. Но это – чересчур прозаично.

Для прочности, здание поставили на сваи, что также было революцией в строительстве. С улицы Банковой оно имело три этажа, со стороны Театра имени Ивана Франко – шесть. Дом включал комнату-холодильник с колотым днепровским льдом, отделение для экипажей, роскошные залы с каминами, спальни, отдельную лестницу для слуг и даже коровник – архитектор счел нужным поить постояльцев свежим молоком. Чудовищ, облепивших фасад и крышу, нарисовал сам Владислав Городецкий, затем их отлили из бетона в известной мастерской скульптора Элио Саля. Внутри дом украсили многочисленные охотничьи трофеи. Городецкий больше нигде не повторил такой интерьер: ни лестничные балясины в форме лап орла, ни потолок, украшенный ананасами, ни холл в образе морского царства с огромным спрутом и перламутровыми ракушками. Этот спрут до сих пор изумляет исследователей, а хрупкие на первый взгляд ракушки тоже выполнены из бетона, который впоследствии был покрыт перламутром.

Вот лишь некоторые материалы и изделия, примененные при возведении дома, взятые из собственноручных описаний Городецкого, которые до сих пор хранятся в архивном деле: «… обшивка стен – ольха, 4 живописных плафона работы Eugenio Sala, парадные мраморные ступеньки (из белого каррарского мрамора в черную жилку)… все работы по оковке дверей и окон и все декоративно-металлические изделия – бельгийское Общество металлических изделий, паркеты – Здолбуновская паркетная фабрика «Тайкург», керамическая плитка для пола, ванн и клозетов – завод Бергенгейма в Харькове, облицовка стен в ванных – фаянсовыми плитками Веллера, бронза и электрическое освещение – фабрика бронзы Сековского в Варшаве по специальным рисункам…». Также большую художественную ценность представляли камины известной немецкой фирмы Мейсена.

Не менее, нежели эпатажная архитектура, потрясала современников любовь зодчего к охоте. Закончив строительство и насладившись заслуженным триумфом, Городецкий отправился охотиться в Африку. Сафари на львов, крокодилов и газелей – развлечение не дешевое и в наши дни, а тогда и вовсе стоила целого состояния. Неудивительно, что возвратившись в Киев, Городецкий вынужден был заложить недвижимость и, под давлением кредиторов, расстаться с любимым домом. Архитектор покинул его, пожелав новым владельцам всяческих неприятностей. С тех пор хозяева Дома с химерами постоянно менялись.

Сначала его выкупил французский консульский агент, потом он перешел к обществу сахарных заводов, затем – к господину С. Немцу. В революционные годы здесь размещался штаб военно-трудовой дружины, позже – поликлиника ЦК КПУ. Очевидно от наплыва «шариковых» в тяжелых сапогах, шаркающих по паркету, Дом раскололся пополам – ширина трещины составляла 40 см.

В 2002 году по инициативе Президента Украины началась реставрация Дома с химерами, здание собирались использовать для приема иностранных послов, а в свободные дни – проводить экскурсии. В результате – все вновь стало таким, каким было при Городецком. А главную лестницу теперь украшают изображения газелей – рисунки зодчего перенесли на стены в виде фресок.

Но реставрационные работы завершилась как раз в канун новой революции – в октябре 2004, и планы удалось реализовать значительно позднее, и не в полной мере. Новоизбранный Президент также положил глаз на «химер», но взаимности не дождался. Мистика, да и только.

… Двигаясь через Пассаж в сторону Липок, нельзя, не заметив, пройти мимо металлического изваяния: человек в шляпе за столиком с чашечкой кофе в руке. Бронзовый архитектор загадочно улыбается. И, глядя на него, невольно приходишь к мысли, что без таких личностей мир выглядит бледным. В наше прозаичное время так не хватает творческого человека, который бы держал слона, как домашнюю скотинку…

Шутки гениев полны тайного смысла, обычные люди нарекли это мистикой

То ли место там зачарованное, то ли флюиды какие особенные, но в городе на Неве часто рождаются гении. Поэт Иосиф Бродский родился в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) в «драконьем» 1940 году.

В детстве стихов не писал, какая там поэзия – война, блокада, эвакуация… Уже в отрочестве проявились его самостоятельность, решительность, твердый характер: не доучившись в школе, пошел работать, избрав для себя самообразование. В шестнадцать впервые попытался рифмовать, случайно прочтя сборник Бориса Слуцкого. Сменил множество профессий, подолгу ни в одной не задерживаясь, слишком дорожа свободой и независимостью. Интенсивно изучал языки, историю литературы, начал переводить, и с восемнадцати уже непрерывно писал – никому не пытаясь угодить, отвергая всяческую банальность, но дерзая непрерывно искать новую тему, неожиданную форму. Быстро оброс огромным количеством разновозрастных друзей, на которых «обкатывал» свои новые стихи, и которые ввели новичка в литературные круги, знакомя с мэтрами. Так однажды в Комарове Бродский познакомился с Анной Ахматовой, и был дружен с ней до самой ее кончины. Своих благодарных слушателей находят песни ленинградского барда Евгения Клячкина на стихи Иосифа Бродского. Самая знаменитая – «Пилигримы»:

«Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета…»

Несмотря на отсутствие весомых публикаций, у Иосифа Бродского была скандальная для того времени известность лучшего поэта самиздата. Форма и содержание его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей. «Дракон» социалистической действительности всегда любил питаться диссидентами, инакомыслящими и прочими Личностями с большой буквы, предварительно растоптав и смешав с грязью. В шестьдесят третьем в газете «Вечерний Ленинград» за подписями А.Ионина, Я.Лернера и М.Медведева на Бродского был опубликован пасквиль «Окололитературный трутень». Организованная травля разрасталась, и «хождения по мукам» уже было не избежать.

Во второй день нового (и опять «драконьего»)1964 года Бродскому сообщили, что его невеста Марина Басманова изменила ему с лучшим другом Д.Бобышевым. Двадцатитрехлетний поэт чрезвычайно тяжело пережил двойной удар от очень близких ему людей. А вскоре его ждала еще одна беда: вечером 13 февраля Иосиф Бродский был арестован.

После первого закрытого судебного разбирательства поэта поместили в психбольницу, где три недели подвергали издевательским экспериментам, в результате чего он все же был признан психически здоровым и трудоспособным. Второй суд приговорил Бродского к пяти годам принудительных работ на Севере. Он был отправлен по этапу в деревню Норенская Архангельской области. «Какую биографию творят нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял!» — воскликнула, узнав об этом, Анна Ахматова. Друзья приезжали к нему. Приезжала любимая.

«Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.»
И.Бродский, посвящение М.Б.

Результатом ее посещения стал сын, с которым Иосифу впоследствии упорно не давали общаться родители Марины. Есть люди, которым доставляет удовольствие «избиение» особо уязвимых душ. Кто может быть ранимее поэта…
К счастью, уже в следующем году, благодаря вмешательству видных деятелей европейской культуры, Бродский был досрочно освобожден.

Много позже на вопрос: «Как на Вашу работу повлияли суд и заключение?», он ответил: «Те два года, которые я провел в деревне, – самое лучшее время моей жизни». «Наверху» были очень заинтересованы в том, чтобы дело опального поэта поскорее забылось, в издательстве «Советский писатель» начали готовить к изданию книгу стихов Бродского. Но она, конечно, не вышла. Даже переводы, сделанные им по заказу разных издательств, не всегда публиковались.

Умерла А.А.Ахматова, растаяли последние признаки хрущевской «оттепели». Менялся и сам поэт. «Бродский был стариком уже в шестидесятые: лыс, уклончив и умел создать ощущение недоступности. А, может, он всю жизнь боялся людей, потому и общался только с проверенными…», — написал о нем Э.Лимонов.

«Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца».
(из «Письма римскому другу»)

Тем временем, российские спецорганы уже ускоренно готовили высылку «неудобного поэта» за рубеж. «Дракон» подавился «Ланцелотом» и, в сердцах, отрыгнул за тридевять земель. Рано утром 4 июня 1972 года, Бродский покинул страну, как потом оказалось, навсегда.

«Так, поезжай. Куда? Куда-нибудь,
скажи себе: с несчастьями дружу я.
Гляди в окно и о себе забудь.
Жалей проездом родину чужую».
(из посвящения Э.Т.)

Поэт обосновался в США, где через месяц по прибытии занял должность приглашенного профессора на факультете славистики Мичиганского университета. Почти сразу же вышла книга его стихотворений и поэм «Остановка в пустыне» – первый самостоятельный сборник в жизни Иосифа Бродского. В следующем году был издан том его избранных стихотворений, переведенных на английский язык профессором Джорджем Клайном. Лиха беда начало. Остановок не предвиделось, да их и не было.

Вот только беспокоили постоянные проблемы с сердцем. Бродский перенес три сердечных приступа. Сам же он так оценивал свое изгнание: «Те годы, что я провел в США, были для меня необыкновенными, поскольку все оставили меня в покое. Я вел такую жизнь, какую, полагаю, и должен вести поэт – не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание и есть естественное условие существования поэта?».

Однажды в середине семидесятых поэт Бродский повстречался с одним из самых поэтических мест на земле – Венецией. Влюбился, с первого взгляда, да иначе и быть не могло: Набережная Неисцелимых (так он перевел итальянское Fondamenta degli Incurabili) неимоверно походила на оставленный, саднящий неизбывной болью вечной раны родной Ленинград… Венеция почти ежегодно становилась его отдушиной и пристанищем на время рождественских каникул. Ей посвящены лучшее эссе и огромный цикл стихов.

«Так смолкают оркестры. Город сродни попытке
воздуха удержать ноту от тишины,
и дворцы стоят, как сдвинутые пюпитры,
плохо освещены».
(из «Венецианских строф» (1))

В 1987 году Иосиф Бродский был награжден Нобелевской премией по литературе, третьим из российских литераторов после Ивана Бунина и Бориса Пастернака. В начале девяностых поэт женился на итальянке Марии Содзани. Через три года у них родилась дочь. Казалось, все плохое осталось далеко позади, но время от времени прошлое продолжало напоминать о себе хамскими, а то и угрожающими письмами из России…

Родителям не позволили выехать к сыну, как не допустили и Бродского в Ленинград — на похороны матери, а потом отца. Это в значительной степени определило его нежелание приехать в родной город с началом «перестройки». Умер Иосиф Бродский от очередного сердечного приступа в ночь на 28 января 1996 года. За две недели до смерти он купил себе место в маленькой часовенке на нью-йоркском кладбище…

Но через год состоялось перезахоронение в Венеции. Это – вообще гоголевская история. Мистика началась уже в самолете: гроб, закрытый на шурупы и болты, в полете открылся… По прилете, в Венеции, при погрузке на катафалк, гроб переломился пополам. Тело пришлось перекладывать в другой. После этого, на гондоле, его доставили на Остров Мертвых, где, опять-таки, долго не могли определиться с местом.

Было еще одно обстоятельство, о котором писали только в Италии. Тогдашний президент России Б.Ельцин отправил на похороны Бродского шесть кубометров желтых роз. Михаил Барышников с компанией перенес все эти розы на чужую могилу. Ни одного цветка от российской власти на могиле Бродского не было, что, собственно, отвечало его воле.

«… Скажите… там…
чтоб больше не будили.
Пускай ничто
не потревожит сны.
… Что из того,
что мы не победили,
что из того,
что не вернулись мы?..»

Мастер восточных единоборств, американский и гонконгский киноактер, режиссер, продюсер, сценарист, философ, Брюс Ли родился 27 ноября 1940 года в Сан-Франциско (Калифорния, США), в семье актера китайской оперы Ли Хой Чена и полукитаянки-полунемки Грэйс Ли. Родители называли его Ли Йен Кам – «никогда не сидящий на месте», но в свидетельстве о рождении, выданном в Сан-Франциско, стояло имя Брюс Ли.

Второго такого шкодника в Гонконге не было. Он вихрем носился по городу, дружил с кем попало, таскал яблоки с лотков уличных торговцев и не слушал родителей – большой грех в среде китайцев. Впрочем, отец Брюса Ли тоже не отличался семейными добродетелями. Он был хорошим актером и отличным малым, его любили друзья и женщины, а он в них – души не чаял. Но Ли Хой Чен тратил деньги на что угодно, только не на детей. По гонконгским меркам, Ли был состоятельным человеком – ему принадлежало несколько квартир, которые он сдавал в аренду, но то, как жила его семья, привело бы в ужас чикагского безработного: большой стол, за которым ели, играли и читали; единственная комната, в которой спали Ли, Грэйс, их дети, дедушки и бабушки, несколько слуг и огромная немецкая овчарка; вентилятор под потолком, уныло гоняющий горячий воздух… Вода в дом подавалась раз в неделю на несколько часов, и потому ее набирали во все плошки. Семейство Ли принимало душ на кошачий манер: размазывая грязь по лицу, фыркая и брызгаясь. Что такое ванна в доме не знали, а сорокаградусная жара в Гонконге была в порядке вещей. Все были непоколебимо уверены, что комфорт есть только в губернаторском дворце, поскольку большинство китайцев проживало в таких же жалких лачугах.

Дети подрастали, их надо было учить, и Брюса вместе с братьями отдали в иезуитский колледж. Иезуиты вот уже несколько веков занимались в Китае миссионерской работой и знали об аборигенах больше, чем кто-либо другой, но справиться с крошкой Ли не сумели даже они.

Маленький, худенький, шустрый, Брюс был «с пружиной в одном месте», не желал ломать голову над арифметикой и английской грамматикой, зато испытывал огромное удовольствие, если удавалось расквасить чей-нибудь нос. Бывший классный наставник, вспоминая его через много лет, уверял, что ребенок был необычным – живым, восприимчивым, умным. С ним надо было обращаться очень мягко, творчески занимая его воображение, тогда он становился паинькой. Судя по всему, это редко удавалось: прошло немного времени, и Брюса выгнали из иезуитской школы.

В мальчике жила огромная тяга к самоутверждению, уличные разборки возвышали его в собственных глазах. Он был увертливым, абсолютно бесстрашным и весьма вспыльчивым. Поводом для драки могло послужить даже то, что встречный мальчишка не так на него посмотрел. На рост и вес своих недругов Брюс внимания не обращал, и они лупили его по два раза на дню. Причитающая мать промывала ссадины и штопала разодранные рубашки, а отец каждый вечер читал Брюсу нотации.

Денег детям Ли Хой Чен не давал принципиально, но когда Брюс попросил оплатить ему уроки кунг-фу, неожиданно для себя самого согласился: появилась слабая надежда на то, что безобразия сына наконец закончатся. Брюс Ли выбрал жесткий и агрессивный стиль борьбы винь-чунь. По преданию, создательницей стиля была монахиня, жившая в XV веке, случайно наблюдавшая однажды за схваткой змеи с журавлем. В Гонконге школу винь-чунь содержал некий Ип Мен, зарабатывая на жизнь тем, что делал из уличных шалопаев настоящих бойцов.

С «трудными» детьми и огранкой алмазов всегда много хлопот…

Бег на пять километров, сотни отжиманий, бесконечные удары по мешку с песком, акробатика, бои в полном контакте, когда кулак противника, что есть силы, обрушивается на незащищенные ребра… Тренировки заковали тело Брюса в непробиваемую мышечную броню, научили совершенной технике боя. Парнишка опробовал ее на своих одноклассниках, и результаты были более чем удовлетворительными. Разобравшись с товарищами по классу, взялся за английских мальчишек. Англичане – гораздо крупнее, к тому же в их школах учили боксировать. Но удары коленом в подбородок, лбом в нос и локтем в ухо оказались для них сокрушительной неожиданностью. С каждым подбитым глазом или расквашенным носом неустанно рос авторитет Брюса.
Однако, на обычные проказы у юного Ли больше не хватало сил: после тренировок болела каждая косточка. Легкость пришла лишь на пятый год занятий.

К восемнадцати годам Брюс чувствовал себя почти счастливым. Когда он был совсем маленьким, отец научил его танцевать, и теперь он выиграл первенство Гонконга по ча-ча-ча, а заодно сыграл несколько детских ролей в боевиках. Теперь он выглядел франтом: тщательно зализанные и набриолиненные волосы, безукоризненный черный костюмчик – он утюжил его сам, не доверяя никому, узенький галстучек с ровным узлом. То ли ученик миссионерской школы, то ли танцор из варьете, одним словом – маменькин сынок, идеальная мишень для желающего развлечься уличного хулигана. На лакированный ботинок было приятно плюнуть, за галстук – дернуть. Но в ответ на это наглец получал сау-до – любимый удар Брюса Ли, когда на горло нападающего обрушивается закаленное многочасовыми тренировками ребро ладони. Однажды его отведали трое членов гонконгской «Триады», напавшие на Брюса, двое из них попали в больницу.

Древнейшее из азиатских преступных сообществ, «Триада», существовало сотни лет, возникнув как объединение борцов с маньчжурскими завоевателями, но со временем переключившись на торговлю наркотиками. Тех, кто в него вступал, связывала круговая порука: общество требовало от своих людей абсолютной верности, а взамен предоставляло им защиту. Если бы людей из «Триады» начали безнаказанно избивать на улицах, власть и престиж клана не стоили бы и ломаного гроша. Потому Брюс Ли теперь должен был умереть – быстро и, по возможности, мучительно. Его, родившегося в Сан-Франциско, спасло то, что он считался гражданином США, – мать за один вечер собрала вещи, купила билет на пароход и отправила сына в Америку к знакомым. О том, что она посылает его навстречу богатству и славе, до смерти перепуганная Грэйс Ли и не подозревала.
Чуть менее века тому в Соединенные Штаты пришла первая «китайская волна». Америка стремительно покрывалась сетью железных дорог, для их строительства была нужна дешевая рабочая сила. Нищие, трудолюбивые и безответные азиаты подходили для этого как нельзя лучше. Главным аргументом в общении с ними считался хук правой: бывшие крестьяне из глухих китайских деревень сносили такое обхождение с конфуцианским долготерпением. Время шло, нравы смягчились, но их уделом оставались прачечные и дешевые ресторанчики, в один из которых и устроился Брюс Ли, одновременно став преподавателем в школе боевых искусств.

И все же, очень скоро он превратился в настоящую кинозвезду. Произошло это случайно: продюсер Уильям Дозье искал актера на роль в новом сериале, рядом оказался человек, который учился у Брюса борьбе. Потом была еще роль, и еще… В родной город Ли вернулся знаменитостью и одновременно воином, побившим «белых чертей». Земляки готовы были носить его на руках…

Брюс Ли скоропостижно скончался в Гонконге в возрасте тридцати двух лет во время съемок очередного фильма, употребив банальную таблетку от головной боли. Его смерть стала шоком для всех. К могиле артиста до сих пор приходят поклонники боевых искусств, приезжающие в Сиэтл. Начатый им фильм был доснят пять лет спустя, с помощью дублеров, имел огромный успех и вызвал новый взрыв интереса к восточным единоборствам. Но и это еще не все. Самый последний фильм с участием Брюса Ли вышел на экраны в девяносто третьем – через двадцать лет после его смерти. Это – не мистика, и не фантастика, это – чудеса техники. Или – игра в карнавального Дракона.

Согласно китайской астрологии, человек, родившийся в год Дракона, — обладает высоким интеллектом и природными талантами, что позволяет представителям этого знака добиться высот в творчестве и карьере. У китайских «драконов» широкая душа и доброе сердце, а наши, доморощенные, могут спокойно скушать ни в чем не повинную жертву, которую ему услужливо поднесут «доброжелатели-прихвостни» (ну это те, которые прячутся под хвостом дракона). Достаточно вспомнить разгул «хищника» в 1937 году. Китайские «дракоши» всегда в центре внимания, любимы и обласканы, но им никогда не подружиться с «кощеями».

Элина Быстрицкая родилась в драконьем 1928 в Киеве. Ее отец – Авраам Быстрицкий – был военным медиком, а мама – гражданским. Девочка росла в компании друзей своего двоюродного брата, играла в мальчишеские игры, дралась, стреляла из рогатки, резалась в биллиард. Последний сопровождает ее всю жизнь, и наивные мужчины могут крупно залететь, сразившись с «женщиной» в пирамидку на деньги.

От девчачьих увлечений у нее был только домашний театр. В день «премьеры» на площадке парадного подъезда соседи из квартир выносили стулья для «партера». Бабушкина широкая юбка служила занавесом. Труппа – подружка и братец – веселили публику песнями, стихами и танцами.

Перед самой войной капитан медицинской службы Авраам Быстрицкий получил назначение в Нежин и, возможно, это спасло семью от геноцида в Бабьем Яру. Когда линия фронта приблизилась к Нежину и больницы переполнились, Элина помогала матери ухаживать за ранеными бойцами. Отступая вместе с Красной Армией, Быстрицкие оказались в Астрахани, где Элина, учась в школе, поступила и на курсы медсестер, окончила их и стала работать санитаркой в госпитале.

«Мне никогда не говорили о моей внешности. Впервые я услышала об этом в 13 лет. Разговаривали двое раненых: «Посмотри, какая хорошенькая девушка!» Оглянулась – никого… Потом долго смотрела в зеркало – ничего интересного не нашла. Мама воспитывала меня очень строго…» Воистину: настоящая красавица – та, что не догадывается о своей красоте.

Незадолго до Победы семья вернулась в Нежин, и Элина поступила в медицинский техникум. Как участницу войны и практиковавшую медсестру, ее сразу приняли на второй семестр. Однако на первом же практическом занятии, когда на ее глазах скончался пациент, ей стало плохо, и она поняла, что никогда не сможет стать врачом, но обучение закончила с дипломом акушера-гинеколога и пятнадцатью новорожденными, которых она приняла на практике в роддоме.

Поступая в киевский театральный институт, Элина в качестве «поддержки» взяла с собой отца. В присутствии дочери тот заявил ректору: «Объясните моей дочери, что ей нечего делать в вашем институте». Ректор внял просьбе уважаемого военврача. Однако «пути Господни неисповедимы», поступив в педагогический, Элина вела танцевальный кружок, который отличился в районном конкурсе и ее премировали путевкой в Дом отдыха. Там Быстрицкая познакомилась с настоящими актерами, которые «задурили красивой девушке голову» и посоветовали ей заняться театром. Пединститут – побоку, и она уже студентка Киевского института театрального искусства имени Карпенко-Карого.

По распределению Элина должна была ехать в Херсон. Прибывший оттуда главный режиссер-дракон, «положил глаз» на красавицу, о будущих главных ролях уклончиво сказал: «Поживем – увидим» и пригласил в ресторан. Она «жить» с «постельным режиссером» отказалась и, подняв волну возмущения в отделе кадров, уехала к родителям, которые в то время жили в Вильнюсе.
В местном театре ее взяли охотно, и первой же премьерой она «добила» отца-скептика в его ошибке.

Первый успех в кино пришел к актрисе в 1955 году, когда она снялась вместе с Сергеем Бондарчуком в « » на «Ленфильме». В картину «о буднях советских врачей» ее пригласили после гастролей Вильнюсского русского театра в Ленинграде. После фильма много девушек и юношей пошли учиться в медицинские вузы. Элина Быстрицкая посчитала это сатисфакцией за свою неудавшуюся карьеру врача.

Ее звезда взошла после того, когда она блистательно сыграла роль в знаменитом фильме «крупнейшего дракона» Советского кинематографа Сергея Герасимова, «Тихий Дон». Шолохов после показа фильма признал в ее «Аксинье» настоящую донскую казачку. Потом были «Леля» в «Добровольцах», «Ксения» в фильме «Все остается людям». Но именно роль «Аксиньи» не только стала визитной карточкой актрисы, но и принесла ей зрительскую любовь на долгие годы.

После громкого успеха в кино Элина Быстрицкая смогла поступить в труппу московского Малого театра. Ее мечта выйти на одну сцену с легендарными актерами: Яблочкиной, Турчаниновой, Пашенной, Бабочкина, Жаровым, Ильинским, Царевым, Кенигсоном… осуществилась.

Как и у многих актрис, всецело посвятивших себя творчеству, личная жизнь Элины Быстрицкой долго не складывалась. Лишь в конце шестидесятых Быстрицкая связала свою судьбу с человеком, не имеющим отношения к театру. Но через двадцать семь лет счастливой супружеской жизни они разошлись, Быстрицкая не смогла простить измены мужа. С тех пор она одна.

Мало кто знает, что целых семнадцать лет Элина Авраамовна Быстрицкая возглавляла Федерацию художественной гимнастики СССР… Как вспоминает сама актриса: «Однажды я приехала поддержать нашу команду, которая уезжала на чемпионат мира в Базель. Потом гимнастки отправились на обед, а я решила пойти в зал и вспомнить, что умею (все-таки когда-то занималась хореографией). Там я увидела, что одна из гимнасток не ушла обедать, а продолжает тренироваться. Я сразу поняла, что это за характер… Звали ее Ирина Дерюгина. Вскоре в Базеле Ира выиграла «золото». А месяцев через восемь мне звонит старший тренер сборной Валентина Батаен и сообщает: «Элина Авраамовна, мы вас выбрали своим президентом». Я испугалась, спросила, что надо делать. Говорит: «Мечтаем попасть на олимпийский помост…» Эту задачу нам удалось решить в восьмидесятом году».

Для Быстрицкой на первом месте всегда была и остается работа: театр и кино, преподавание в Щепкинском училище. А еще – благотворительность. Это она добивалась создания специального студенческого благотворительного фонда, Женского центра, возглавляла военно-патриотическую комиссию Союза театральных деятелей, стала Вице-президентом Международного фонда охраны здоровья матери и ребенка, активным участником политической организации «Стабильная Россия» и учредителем фонда «Поддержки культуры и искусства».

Легендарная Коко Шанель когда-то заметила: «В двадцать лет у вас лицо, которое дала вам природа; в тридцать лет – которое вылепила вам жизнь; а в пятьдесят – то, которого вы заслуживаете». Непревзойденная Элина Быстрицкая и во все годы остается красивой женщиной.

Воистину: настоящая красавица – та, что не догадывается о своей красоте

1. Дракон

В кино, особенно если пришла известность, за актером обязательно закрепляется некий образ, с которым окружающие его в большей мере ассоциируют. Но есть ассоциативный ряд совсем иного порядка. Когда ни разбег ролей – от бандитов и алкоголиков до баронов и волшебников, ни отсутствие «звездного вируса» в поведении, ни наличие вредных привычек (а как еще можно назвать смертоносное курение трубки?) никоим образом не влияют на общее впечатление аристократичности и благородства. Стоит ли добавлять, что речь идет об Олеге Янковском?

Тонкие черты лица, взгляд – чуть ироничный, но не насмешливый, добрый и напрочь лишенный высокомерия, фигура – не атлетическая, но подтянутая и наводившая на мысль о военной выправке. Голос – спокойный и мягкий, но не вкрадчивый. И – горькое дополнение: таким запомнился…

Младший из трех сыновей сгинувшего в лагерях бывшего штабс-капитана лейб-гвардии Семеновского полка, Олег родился в 1944 году в казахском городке Джезказгане, примечательном рудником и трудящимся на нем специфическим контингентом – семьи ссыльных «политических» и уголовников.

Мать Олега, опасаясь ареста, сожгла все архивы семьи, не уцелели ни дворянская грамота, ни отцовский Георгиевский крест. Жили впроголодь, ходили в обносках, впятером ютились в четырнадцатиметровой комнатушке, но при этом держали богатую библиотеку, говорили на иностранных языках.

Когда школьные годы подошли к концу, Олег засобирался в медицинский институт, чтобы выучиться на стоматолога и со временем хорошо зарабатывать – помогать матери. Но как-то летним днем, покупая на рынке картошку, увидел на столбе затертое объявление о приеме в театральное училище и решил: попробую. В училище сказали, что экзамены давно закончены. Тогда Олег осмелился зайти к директору – узнать об условиях приема на будущий год. Тот, не дав юноше объяснить цель визита, спросил фамилию, глянул в списки и объявил: «Вы приняты. В сентябре приходите учиться». Олег вернулся домой ошарашенный: приняли без экзаменов – наверное, в театральном недобор… И только несколько месяцев спустя, выяснилось, что брат Николай втайне грезил театром и пошел поступать, ничего никому из близких не сказав. Сдал все экзамены, прошел все туры… А когда узнал о том, что Олега в училище приняли вместо него – просто промолчал…

Восьмидесятые годы прошлого века стали настоящим расцветом творчества Олега Янковского как киноактера. В трилогии режиссера Марка Захарова – «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен» и «Убить дракона» – Олег Янковский в главных ролях. Не потому ли, что различны эти роли лишь на первый взгляд? Впрочем, важнее другое: только тонко чувствующий человек и недюжинного таланта артист мог выстроить глубинный смысл сказочно-эфемерным образам. Волшебник страдает от сознания собственного бессмертия и восхищен мужеством простых смертных, которые живут иллюзией вечного счастья.

Мюнхгаузен ценой жизни призван свое бессмертие доказать. «Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны. Умное лицо – это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Вы улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!». Дракон – бессмертен в бесконечных воскрешениях… Метаморфозы образа, причудливые смеси интонаций, от сарказма до заискивания, внутренняя самоирония и неканоническое сочетание гения, злодейства и бессилия – драконья треглавость – все это передается актером с блеском.

2. Ланцелот

Характерными чертами артистического дарования Александра Абдулова всегда были: сценическое обаяние, внутренняя и внешняя пластичность, мощный темперамент и самоирония. Да, он был дерзок и резок. Но, если принц, то – всесоюзного значения. А если рыцарь, то слишком часто – Печального Образа.

Александр Абдулов родился в 1953 году в Тобольске, в театральной семье. Актерская карьера началась в пятилетнем возрасте, когда он вместе с отцом вышел на сцену Ферганского драматического театра в спектакле «Кремлевские куранты». Отец воспитал в Александре отношение к театру, как к Храму. Несмотря на то, что актерская стезя Абдулову была предопределена, в юности он о ней не помышлял: занимался музыкой и спортом. Музыкальными кумирами для Александра всегда служили Beatles.

Профессионально занимаясь фехтованием, он был удостоен звания мастера спорта СССР. Поначалу даже хотел связать свою жизнь со спортом и поступил на факультет физкультуры Ферганского пединститута. Однако через год театр взял свое, и Абдулов, успешно сдав экзамены в ГИТИС, был принят на курс И. М. Раевского.

А в семьдесят четвертом режиссер Марк Захаров заметил талантливого юношу в дипломном спектакле и пригласил в Театр имени Ленинского комсомола (ныне «Ленком») на главную роль лейтенанта Плужникова в постановке по повести Б. Васильева «В списках не значился». За эту роль Александр Абдулов был удостоен премии «Театральная весна». Так определилась его дальнейшая актерская судьба, а Марк Захаров по сей день считает актера своим единственным учеником.

Широкая известность и популярность пришли к Александру после роли Медведя в телефильме Захарова по пьесе Шварца «Обыкновенное чудо» (1978). В этом фильме наметился его свое­образный актерский почерк: четко очерченная форма, резкость и некоторая угловатость характера героя, великолепная пластика, ум и неповторимая лирическая интонация.

Абсолютной противоположностью стала роль адвоката Генриха Рамкопфа в телефильме «Тот самый Мюнхгаузен». Фильм недаром растащили на цитаты. Чего стоит только вот эта фраза – истинно юридическая: «воспользовавшись своим внешним сходством с бароном, коварно овладел его походкой, голосом и даже отпечатками пальцев…» Или: «Имеешь любовницу – на здоровье; сейчас все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились – это аморально!». И – весомая доля юмора прибавляется к сказанному, когда видишь невозмутимость, с которой это произносит гениальный актер.

Но трилогия предполагает наличие третьей части. Это так же справедливо, как и то, что у дракона три головы. Соединение сказки Евгения Шварца с иронией Григория Горина в который раз стало не точкой, а, скорее, – восклицательным знаком. «Убить Дракона» по сей день вызывает взрывы дискуссий. Полярность мнений и эмоций напоминает катание на американских горках: от пафосного восхищения до желчного и циничного поношения. Героя, сыгранного Абдуловым, звали Ланцелот. Он появился в городе из ниоткуда – простой прохожий, вечный странник. И город настолько удивил его, что заставил вспомнить, кто он есть на самом деле. Не странник, но – рыцарь.

3. Поединок с перманентной победой

В городе все было странным. Каждый новый житель казался безумнее предыдущего, а нелепость поступков росла прямо пропорционально положению и чину. А все потому, что над городом довлел жестокий диктатор – Дракон. По крайней мере, так показалось благородному герою. Ланцелот счел своим долгом снять это бремя, вопреки протестам Бургомистра и молчанию горожан, и выполнил свой долг. А как же еще? Ведь он – рыцарь. Но именно к финалу этой грустной сказки становится ясно, что Дракон – не причина, а лишь катализатор. Впитанная сознанием горожан поведенческая модель навсегда останется при них. Эйфория сменится анархией, а затем придет новый Дракон, пред которым люди склонят колени, ведь все уверены: «Лучший способ избавиться от дракона – это иметь своего собственного».

И тщетно будет пытаться странствующий рыцарь стучаться в головы и сердца каждого, призывая «убить дракона в себе». Он ничего не изменил в этом городе и в этом мире… Трилогия о свободе, которую бывает легко подарить, но трудно научить пользоваться ею. Трилогия о любви. Не к человечеству в целом – к каждому индивиду отдельно. Трилогия о борьбе с вирусом рабского равнодушия. Эпидемии так и не удалось избежать…

В финале фильма «Убить Дракона» Ланцелот в заснеженной степи находит живым некогда убитого им Дракона. Тот играет с детьми, которым, видимо, предназначено стать основателями нового Драконьего царства: дети под его руководством запускают в небо воздушного змея в виде симпатичного, сусального «дракончика». Дракон предлагает Ланцелоту повременить с выяснением отношений: «Может, не сейчас? Всё-таки – дети!». Рыцарь настаивает: «Нет, сейчас!», на что Дракон отвечает: «Ну, значит, теперь-то и начнется самое интересное!», очевидно, подразумевая борьбу за умы подрастающего поколения. Ланцелот, Дракон и дети вместе уходят вдаль. Финал оставляет большой простор для толкования и интерпретации: от хорошего до плохого, от радости до печали, от «никогда» до «навсегда». И еще – память. О том, что существуют: дали, из которых не возвращаются, искусство, которое вечно, и люди, умеющие любить беззаветно. Стоит лишь «убить дракона».

Большой антикварный салон-2011
С 2008 года. Уникальная возможность увидеть картину антикварного рынка Украины в полном объеме: участвуют галереи, салоны, дилеры, коллекционеры Киева, Львова, Одессы и др. Среди специальных проектов: «Арсенал в Арсенале». Впервые в Киеве – уникальное старинное оружие ХV–ХVІІІ ст. из фондов единого в Украине музея оружия «Арсенал» (Львов). Жемчужина коллекции — доспехи «крылатых гусар», основной ударной силы войск Речи Посполитой ХVІІ–ХVІІІ ст. Ретроспектива Виктора Зарецкого (1925–1990) — знакового художника своей эпохи, диссидента, рафинированного эстета. Проект инициирован известным искусствоведом Лесей Авраменко.
09–18 декабря. Киев, «Мыстецький Арсенал», ул. Ивана Мазепы 28–30

Рождественский дивертисмент в «Триптих-Арт»
Самая уютная киевская галерея «Триптих» под Новый год устраивает посиделки с чаем и не только, с вкусной живописью, теплым дружеским общением. А поскольку все мы скитаемся по миру в поисках тепла и любви – как заметил господин Кришнамурти – то в новое помещение «Триптиха» по Десятинной 13 набьется невероятное количество хороших людей. На стенах останутся волшебно-новогодние картины, заряженные позитивной энергией. «Триптих» – одна из самых старых киевских галерей – с 1989. Была основана как кооператив художников. Криволап, Вайсберг, Бевза, Максименко, Малых… – список кораблей нельзя прочесть и до середины.
Вернисаж 21 декабря, 19.00–22.00. Выставка 21.12–03.01 Галерея «Триптих-Арт», ул. Десятинная 13

Art&Wood
Под Новый год все ищут подарочки – их есть у нас. В  Центре Современного искусства «М17» открывается уникальная выставка «Art&Wood». Известные украинские художники Нелли Исупова, Давид Шарашидзе, Татьяна Киселева, Елена Придувалова, Леонид Бернат, Марта Базак, Иван Семесюк, Оксана Попинова, Сергей и Надежда Козак расписали 50 чудесных папа-карлинских предметов из пахучего финского дерева: табуретки, столы, сундуки, ширмы, превратив тем самым их в новогодние подарки. Кто видел работы Нелли Исуповой, Давида Шарашидзе, Елены Придуваловой – это художники счастья. Выставка теплого финского счастья продлится с 9 по 19 декабря.
ЦСИ «М17», Киев, ул. Горького (Антоновича), 102–104

Франция – страна стиля, моды и утонченного вкуса. Во всем – от высокого искусства живописи и архитектуры до не менее высокого, по мнению самих французов, искусства гурмэ и сомелье. Возможно, многие сейчас решат, что речь пойдет о Париже и его неисчислимых красотах.

Не побоюсь разочаровать любителей предсказаний: все гораздо неожиданнее и потому – романтичнее. Наш рассказ – о мастерах французской компании Daum, своего рода Фальконе и Родене, ваяющих из хрусталя. С работами великих художников такого уровня можно сравнить изделия фабрики из городка Нанси, что на границе Франции и Германии.

Daum выпускает настоящие произведения прикладного искусства. И не только потому, что процесс изготовления каждого – это целая наука, которой нужно обучаться не один год, фабрика на протяжении всей своей истории сотрудничает со «сливками» артистического и дизайнерского сообщества: Дали, Кокто, Арман, Пикассо, Старк… В полном перечне почти 350 имен знаменитостей. Это объясняется тем, что компания Daum, основанная в 1878 году, находится в долине реки Мозель – мекке культовых французских стекольных домов – таких, как Baccarat и Lalique.

Концепция компании: быть в авангарде новых художественных течений

Основатель производства Жан Дом звезд с неба не хватал, он делал вполне традиционные вещи из стекла, чего не скажешь о его сыновьях Огюсте и Антуане. Они оказались ребятами творческими и амбициозными. В 1891 году на заводе Daum был организован художественный цех – где братья разрабатывали эскизы будущих моделей и куда приглашали для совместного творчества друзей.

Компания подобралась неплохая: мебельщик Луи Мажорель, художник Виктор Пруве, а еще – Эмиль Галле. Последний, работая с керамикой, на универсальной парижской выставке 1878 года получил четыре золотые медали. Все сообщество творило в новом тогда стиле ар-нуво. Собственно, в Париж этот стиль пришел именно из Нанси. А в первом десятилетии XX века, Daum задал основы для появления в искусстве еще одного стиля – модерн.

В 60‑е годы прошлого столетия компания прославилась особой техникой pate de verre, что в переводе с французского означает «тесто из стекла». Техника сама по себе не нова, но главной ее особенностью для художников Daum стало использование хрусталя вместо стекла. Как тесто в умелых руках кулинара, хрусталь после обработки по технологии pate de verre, становится мягким и податливым, что позволяет придавать ему любые формы…

Пантера перед прыжком, изысканные лепестки орхидеи, или – первый шаг, навстречу своей судьбе… Не зря из поколения в поколение передается поговорка: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Следуя ей, компания Exclusive group в галереях «Антураж» в Киеве и Донецке демонстрирует новую коллекцию от французских искусников. Изделия выпущены лимитированными сериями.

Работы Daum интересны своими необычными композициями и техникой исполнения

Связался с Мироновой – записывайся в звезды. Анатолий Криволап – типичный отшельник. Жил себе в Засупоевке, писал коров‑коней на лугу (правда, очень хорошо писал). Начала Татьяна Миронова таскать его по Майами-Базелям – продался конек на Phillips de Pury за $124 400, стал самым дорогим укр. коньком (ярмарки «Арт-Базель в Майами» и «Арт-Базель» – одни из главных мировых арт-ярмарок; лондонско-нью-йоркский аукцион Phillips de Pury – главный аукцион современного искусства – прим. ред.). Игумен Пафнутий, то бишь Игорь Абрамович, главный наш дилер, руку, конечно, приложил – именно он возил его в Лондон, но CV, магическое CV, профессиональная биография, реноме художника – его делает галерея Татьяны Мироновой.

Возит отдельных счастливцев по мировым арт-ярмаркам. Пока, правда, по сателлитам, спутникам вожделенных «Базелей», «Фризов» и «Фиаков» (Freeze, FIAC – ежегодные ярмарки в Лондоне и Париже соотв. – прим. ред.), но уж явно подбирается к телам основоположников. Еще чуть-чуть – и цитадель падет. Тот, кто выставляется на этих главных мировых ярмарках – звезда, стоит дорого и будет стоить еще дороже. Критерии качества в современном искусстве – вопрос темный, главное – известность, медийность, чуть ли не скандальность. Чего Херст с Кунсом так кривляются? Того (Дэмиен Херст и Джефф Кунс – самые дорогие художники современности – прим. ред.).

А российский художник № 1 – Олег Кулик? Резал поросят в галерее, бегал голым в светлом образе собаки и кусал всяких там стокгольмских арт-критиков, создавал «Партию животных», ставил на венецианском Сан-Марко корову, предлагая заглянуть «вглубь России» – в причинное место, где крутилось видео с березками. Что объединяет с нашим эстетом-анахоретом Криволапом? Оба выставляются у Мироновой. Кулик – вот прямо сейчас, 15 декабря, Криволап – чуток позже, в апреле. Mironova Gallery работает только со звездами. В эстетические разногласия не вдается – а что, Гагосян вдается? (Ларри Гагосян – один из самых известных мировых галеристов – прим. ред.) Тем паче, Мироновой явно подвезло – Кулик постарел, подуспокоился.

У мраморного входа в Mironova Gallery по Ольгинской 6 голым бегать, критиков кусать явно не собирается. Где те критики? В галерее – очень, ну, очень красивые чудо-фотографии Кулика, где не только его любимые зверюшки, но и каким-то потусторонним образом отражаются люди-зрители. Как это сделано – умом не объять, да и не надо. Надо только слушать длиннобородого гуру, который будет вещать про настраивание резонанса макро- и микро-. Услышат те, кому повезет – на заветные вернисажи в Mironova Gallery еще надо попасть.

Галерея Татьяны Мироновой, как пчела, собирает мед со всего мира

Хорошо, когда в Киеве, наконец, начинает закручиваться какая-то интрига. После Кулика, в феврале, Миронова собирается показать венецианскую чемпионку Оксану Мась – представляла в только что отошедшем году Украину на Венецианской биеннале. В Киеве ее многие не любят (а кого у нас любят?). Но пробиться на Биеннале, главную мировую выставку, это надо уметь. Да и звездный куратор Акилле Бонито Олива так ее упаковал, так обернул хорошим архитектором, композитором, собственным жуликоватым пафосом – получилась конфетка. В старенькую церковь Сан-Фантин, где выставлялась Мась, реально очереди стояли. В конце ноября Биеннале (некоммерчес­кая выставка) закончилась, теперь Татьяна Миронова начнет ее очень коммерчески пристраивать в хорошие руки. Мы – не такие бедные, чтобы покупать дешевые вещи. Фрагмент нашумевшего венецианского проекта где-нибудь в Конче-Заспе – чем не круто? Соседи будут в гости напрашиваться – хоть одним глазком посмотреть. Мась, впрочем, собралась проект показать всей Украине, ну, да она – женщина энергичная, наделает еще пять таких.

Чего за нее так «Айдан» уцепилась, ведущая московская галерея? «Айдан» продает в год несколько десятков работ Мась, ездит с ней по всем мировым ярмаркам. И Мась никогда не подводила. Кто хочет с волнением старины Фитцджеральда прикоснуться к женщине, которая все превращает в золото, приходите в феврале в галерею Мироновой.

На «Евро‑2012» Татьяна Миронова готовит эпохальный объект хитрого американского грузина Дэвида Датуны (чей портрет Путина из сотен маленьких Монн Лиз на последней «Арт-Москве» был продан за 200 тысяч евро). Только что, осенью, отшумели выставки непростой москвички Анны Броше и нашего амстердамца Ромы Жука. Галерея Татьяны Мироновой, как пчела, собирает мед со всего мира, со сладким привкусом сенсационности.

Как дошла до жизни такой? Муж – Валерий Миронов, приличный человек. Крупный бизнесмен, бывший вице-мэр, политик – при таком-то муже могла бы и дома сидеть, путешествовать по бутикам. Т. Миронова путешествует по нью-йокским «Армори-Шоу» и прочим базелям. С парой тонн картин под мышкой. Знаковый галерист в наступающий Год Дракона. Если кто из украинских галерей и пробьется на «Фриз», «Фиак», «Арт-Базель»…

Алексей Титаренко