Народная артистка России, лауреат Государственной премии России, лауреат многих престижных международных премий, обладательница почетного звания «Артист Ее Величества Императорской сцены державной России», прима-балерина Государственного академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге Ульяна Лопаткина. Такой балерины не должно было быть вообще, – писали балетные критики. – Слишком высокая, слишком длинные руки и ноги, длинная стопа, – это невозможно! Но она есть, более того – носит титул божественной. Интервью на основе пресс-конференции балерины, которую она провела в Киеве.
Platinum: Ульяна, каково Вам, южанке, было привыкать к Северной Пальмире?
Ульяна Лопаткина: Из Керчи, где я родилась, я уехала, когда мне было 10 лет, а в детстве адаптация происходит быстро и незаметно. Все восемь лет обучения в хореографическом училище я жила в отрыве от родителей. Я очень люблю Питер, а сырость, промозглость и холод воспринимаю как плату за его неземную красоту. Никуда не деть и историю его создания – на костях и крови тысячей жизней. Но, тем не менее, я всегда говорю: Добро пожаловать в Санкт-Петербург, город потрясающей архитектуры, эстетики, культуры и очень хороших людей.
Pl.: Что самое сложное в жизни балерины?
У. Л.: Для меня, в первую очередь, это сохранить в себе стремление к творчеству, не уйти от него в формализм, техничность, обычный физический труд. Не лишиться вдохновения. Это – очень сложно, особенно в наше непростое время.
А также нужно приучить себя к строгому распорядку дня, умению приспосабливаться к часовым поясам во время гастролей и знать, как правильно восстановить силы.
Pl.: О последнем пункте подробнее, пожалуйста?
У. Л.: Увы, но русская национальная традиция здесь не поможет. Нужно следовать медицинским аспектам: полноценный сон, правильное питание, массаж, обязательный восстанавливающий тренинг. В психологическом плане мне помогает тишина и одиночество, иногда – новые впечатления, музыка, живопись, природа. Посещение храма. И конечно – общение с ребенком.
Pl.: Многие «невольницы» из окружения Терпсихоры отказывают себе в счастье материнства. Вы исключение?
У. Л.: Это стереотип и я далеко не исключение. На мой взгляд, неразумно жизнь подчинять профессии, женщина одарена способностью рожать детей. Отказывать себе в этом – значит идти против природы.
С другой стороны, невозможно, по крайней мере в балете, совмещать сцену с пеленками, поэтому нужно искать и находить компромиссы. Хорошо когда в семье есть человек, который находится рядом с тобой и готов взять на себя или организовать на должном уровне уход за малышом. Такая помощь неоценима.
Pl.: Кем бы Вы еще могли быть в жизни?
У. Л.: В детстве мечтала быть воспитательницей в младшей группе детского сада. Нравилось парикмахерское искусство, вечно стремилась всех причесать и постричь. И еще меня всегда завораживало движение кисти художника и маляра.
В переводе на современную реальность, наверное, выбрала бы профессию дизайнера или выучила много иностранных языков… Выбрала бы профессию, где есть творчество.
Pl.: Что для Вас является роскошью в широком понимании этого слова?
У. Л.: По-моему, это определенный критерий сегодняшней жизни. Для одних это возможность обманываться, чувствуя себя сверхчеловеком, для других – не унывая, мечтать о недосягаемом. Уважаю состоятельных людей, которые придерживаются некоего аскетизма в быту и умеют употребить свое богатство во благо не только себе, но и другим. Материальное богатство – испытание, и важно выдержать его с честью. Роскошь, как негативное явление – переизбыток материальных благ. Но богатый русский язык предполагает переносные смыслы. Для меня роскошь – это дополнительный отдых. За что приходится расплачиваться.
На спектакле должно произойти что-то такое, от чего встает ком в горле
Pl.: Любите ли Вы путешествовать? Есть ли место на земле, где бы хотели жить всегда?
У. Л.: Путешествия в моем случае – это гастроли, поэтому впечатления ограничены профессиональными интересами. Можно сказать, «галопом по европам». Мне нравится разнообразие, но глубокого погружения в историю новых стран и городов, в их культуру и самобытность не происходит из-за жесткого графика.
Думаю, не захотела бы где-то осесть навсегда. Кроме того, с возрастом приходит осмысление народной мудрости: «где родился, там и пригодился».
Pl.: Испытывали ли ощущение абсолютного счастья или несчастья?
У. Л.: У танцовщиц (рискну ответить за всех), ввиду развития внутренней самокритики, «счастье и несчастье» – ежедневный маятник. Во время спектакля, когда вдруг кто-то случайно толкнул, зацепился, споткнулся, сразу наступает шок: все плохо, катастрофа; а в это время надо ведь продолжать танцевать дальше. А затем после спектакля посмотришь видеозапись – вроде все хорошо. Вот оно и счастье!
Pl.: Как относитесь к выражению: не сотвори себе кумира?
У. Л.: Легенды русского балета: Барышников, Макарова, Максимова, Васильев, Годунов, Плисецкая, Уланова… – это не только танцовщики, талантливые своей техничностью, пластичностью, стилем, это еще и внутренняя цельность человеческой натуры, самодисциплина, воля, сосредоточенность. В любом искусстве нужно быть собой, копировать великих мастеров можно в школьные годы, а затем нужно найти собственный неповторимый стиль. Другого пути к успеху нет.
Pl.: Галина Вишневская как-то сказала, что «увидев Ленского, поющего арию, сидя на унитазе, или Бориса Годунова в одежде бомжа, готова расстрелять таких «модных» режиссеров, а как Вы относитесь к подобным трансформациям в балете?
У. Л.: В этом случае я с радостью буду подносить патроны и полностью солидарна с великой русской певицей. Я предпочитаю классические направления. Не люблю вульгарность, агрессию, навязчивую сексуальность на сцене. С трудом переношу спектакли, оставляющие ощущение безысходности и внутренней загрязненности.
Выбираю свет, одухотворенность, сохранение тайны, изысканную недосказанность.
