Все люди разные, поэтому сексуальная революция у каждого своя — поняла я в возрасте за тридцать, когда далеко за спиной был, как оказалось, совершенно зря пройденный курс гендерной социологии и десятки загубленных отношений с мужчинами.

В университете на занятиях по гендерным вопросам мне казалось, смысл сексуаль­ной революции в том, чтобы все были одинаковыми. Раз он президент страны, то и я президент. Раз я меняю подгузники ребенку, то и он должен менять. Есть, конечно, какие-то физиологические различия, но с ними пусть разбираются доктора. Главное, что ты человек — ну, в смысле, Человек, а какие у тебя половые признаки — такой же несущественный вопрос, как цвет волос и размер ноги.

С этими бравыми рассуждениями я дожила до солидных лет и обнаружила, что вести бизнес господа, таки да, предпочитают с людьми — поэтому у меня блестящая ­карьера. А вот строить семьи мужчины хотят все-таки не с людьми, а с женщинами — поэтому я хронически одинока.

И вот тут оказалось, что гендерное равноправие — это не когда все одинаковые, а, наоборот, когда каждому можно быть собой — то есть, по сути, когда все разные. Равные права — это не равные обязанности, а именно равные права. Я хочу быть президентом — и мне можно. Я не хочу пеленать ребенка — и это мне тоже можно.

И если я родилась женщиной, то мне можно быть женщиной. А ему — мужчиной. И мы вовсе не обязаны превращаться в бесполых существ, только если мне нравится управлять компанией, а ему готовить ужины.
И вот оказалось, что моя личная ­сек­суальная революция — в том, чтобы на­учиться быть женщиной. Это сложно. Каблуки, красная помада, украшения, поклонники, кокетство и прочие атрибуты женственности у меня и так всегда были. Но атрибуты не заменяют самой сути, внешнее не тянет за собой автоматически внутреннее.

А там, где нет осознания женственности, нет и осознания мужественности. Так что параллельно мне приходится узнавать в мужчинах мужчин, а не абстрактных людей. И вместо обязанностей давать им именно права. Самой интересно, что из этого получится.