Чаще, конечно, она бывает кровавая, но, Боже мой, как мы все от этого устали! У меня окна выходят на восток, будят первые лучи солнца, но я что, смотрю на него? Просыпаюсь — и сразу к компьютеру. Следом тревожный голос жены: «Ну что, война не началась?»

А может же быть по-другому? Кто совершил самую кардинальную революцию в искусстве XIX века? Импрессионисты. И что, они кровавые? Они — оглушительно красивые. Видеть в компьютере — это одно, а вы съездите в Париж, в Музей Орсэ, главное место, где они собраны, — люди оттуда выходят шатаясь.

Каждый человек, я считаю, должен хоть раз в жизни съездить в Орсэ. И выйти оттуда шатаясь. От красоты. Первая выставка импрессионистов была в 1874 году. У нас тогда, если помните, умами владели передвижники. Черненькие такие, все хотели народ писать. И писали. Смотреть на это тоскливо. В Париже было по-другому. Собралась банда молодых художников, которые хотели писать не то, что правильно, не то, что объяс­нят политики (какая вера политикам?), а то, что красиво: восходы/закаты, блики солнца на воде и телах своих решительно обнажившихся подруг.

И подруги были — ого-го! Две картины, с которых все началось: «Завтрак на траве» и «Олимпия», обе — 1863 года. Написаны двадцатидевятилетним Эдуардом Мане. На первой два вполне одетых молодых человека устроили пикник с двумя совершенно неодетыми девушками. Радость бытия, блики солнца и все такое. На второй — та девушка с пикника в позе «Венеры Урбинской» Тициана. Что только не писали братья-критики о бедной девушке! «Бесстыжая девка, самка гориллы, сделанная из каучука», а девушка — лихая, настоящая парижанка. Викторина Меран, модель Мане, сама баловалась живописью, неподражаемо, говорят, пела, играла на гитаре. Спилась, бедная, ходила потом по парижским кабакам с обезьянкой и пела свои песенки. Деньги бросали щед­ро — все помнили ее девятнадцатилетней на тех картинах.

Кто совершил революцию в искусстве XIX века? Импрессионисты. И что, они кровавые? Они — красивые

А войны-революции были и тогда: в 1871-м немцы вошли в Париж. Армия оказалась бессильной, создали Нацгвардию, кончилось все Парижской коммуной. Ничего не напоминает?