Это цитата из уникального «Урядника сокольничьего пути», уникально-поэтично выписанного царем Алексеем Михайловичем. Батюшка-царь Москвы не любили, жили в Коломенском и всем государственным делам предпочитали охоту, особенно соколиную. Вот даже книгу о соколиной охоте сподобились написать.
какую книгу — поэму!
Лет через двести его потомок Александр III (на которого так неудачно покушался старший брат В. И. Ленина), сам большой охотник, распорядился собрать и издать историю «царской охоты». Нашелся бравый полковник, герой Шипки, Николай Иванович Кутепов, который жизнь положил на основательнейшую подготовку и издание четырехтомной «Великокняжеской, царской и императорской охоты на Руси» 1896–1911 гг. в шикарном «полукожаном» переплете с золотым тиснением. Полковнику за нее высочайшим указом генерала дали. Тоже — та еще поэма, не случайно за ней по сей день гоняются букинисты. Художниками поэмы выступили Илья Ефимович Репин, Василий Иванович Суриков, Валентин Александрович Серов etc, etc. — весь цвет российской живописи. Особенно отличился младшенький — Серов. У него там и Петр I на псовой, и Екатерина II на соколиной — любили Валентин Александрович это дело. А главное — Серов, как никто, умел передать дух, музыку времени. На его часто репродуцируемую темперу из Русского музея «Петр II и цесаревна Елизавета на псовой охоте» нельзя смотреть без волнения. Молодые, красивые Петр и цесаревна вихрем вылетают из какого-то сельца, борзые стелятся, вытянувшись в лете, шапки с оторопелых крестьян вон летят. И правил-то Петр всего три года, и свершить ничего не свершил, умер, болезный, в 14, а вон, на картинке остался символом молодости, удали молодецкой. Охота — она для чего? Для удали молодецкой! Не случайно стольники вышеупомянутого Алексея Михайловича ради удали и чтоб потешить царя-батюшку с одним ножиком-засапожником на медведя выходили.
А как братья-марокканцы еще совсем недавно, во времена Делакруа, на львов с копьями! Господин Эжен Делакруа после оглушительного успеха своей «Свободы на баррикадах» 1830 года был назначен в дипломатическую миссию Франции в Марокко и Алжире. Франция осваивалась в будущих колониях, и первый художник должен был ab ovo запечатлеть всю мудрость галльской дипломатии. Художник (как все хорошие художники) оказался плохим запечатлевателем, в основном шлялся по сомнительным притонам, пристрастился к опиуму и гашишу, оставил целую серию восхитительных «одалисок» (это надо видеть!). От одалисок вырывался в пустыню — порисовать знаменитые львиные охоты. Марокканцы, как масаи, охотились на львов без огнестрела: загоняли на лошадях — и копьями, копьями! Делакруа оставил целую вереницу лихих охот: бурных, клубящихся схваток, где смешались в кучу кони, люди и львы, яростно их грызущие. Одалиски и львиные охоты — все остальное у Делакруа какое-то надуманное, сложносочиненное. Делакруа очень любили художники-революционеры конца XIX века, сбрасывавшие всех предшественников с парохода современности. В нем они чувствовали своего.
Художники конца XX века (не только наши) очень любили Андрея Тарковского. И не только за то, что он снял, может быть, лучший фильм о художниках — «Андрей Рублев». Он думал, ощущал мир, как художник. Вспомните «Солярис»: во что там всматривается клон Хари — 19‑летняя Наталья Бондарчук? Всматривается, чтобы понять, что такое Земля, которую она никогда не видела. Она несколько минут завороженно рассматривает репродукцию «Охотников на снегу» Брейгеля. Черт знает когда (в 1565) написал этих своих охотников фламандский художник Питер Брейгель, а вышли они символом всея Земли. Камера Тарковского идет крупным планом, видишь белый снег, черных бредущих охотников, дымок из трубы, птиц, парящих над ними, — четыреста лет прошло, а ничего не изменилось. Снег также хрустит под ногами, дома тебя ждут с охоты, а вдали, на озере, катаются на коньках дети.
Эх, выпить рюмку хочется — вот так всегда с этой охотой. Дает ощущение полноты бытия.
Алексей Титаренко