Идея башни принадлежала не Александру Гюставу Эйфелю, который занимался строительством мостов, а двум его сотрудникам – Морису Кёхлену и Эмилю Нугье, но о них сегодня мало кто вспоминает. Более того, после того как над проектом башни поработал третий архитектор – Стефан Совестр, Эйфель просто выкупил права на ее постройку, что, впрочем, нисколько не умаляет инженерного гения Эйфеля, который придумал много новых технологических решений при ее возведении.

Она была бы отличным маяком, да только установлена далековато от океана. Она могла бы стать одним из древних чудес света, но построена много позднее. Впрочем, ей уже давно перевалило за сто. Однако выглядит она столь же молодо, как и в день рождения, а в изяществе и грациозности с ней вообще вряд ли кто отважится состязаться. Взобравшись на Эйфелеву башню, хочется вспомнить, как говаривал небезызвестный Свирид Петрович Голохвастов, правда, по поводу «высоты человеческого разума»:

«…и когда он студова глянет вниз, на людей, так они ему покажутся такие махонькие-махонькие, все равно как мыши… пардон, как крисы…». И это только с площадки первого этажа, с площадки третьего – даже внушительные парижские дворцы кажутся всего лишь маленькими кубиками архитектурного макета.

Если же говорить серьезно… В 1887 году на имя генерального директора устроительства Всемирной выставки в Париже месье Альфана пришло письмо от группы видных деятелей Франции. Они возмущались строительством на Марсовом поле столицы «бесполезного и чудовищного сооружения», которое, как полагали авторы протеста, даже «торгашеская Америка» не пожелала бы иметь у себя.

«Когда иностранцы посетят нашу выставку, – говорилось в послании, – они удивленно воскликнут: «Как! И этот ужас был избран французами, чтобы дать нам представление об их столь хваленом вкусе?». Впрочем, чтобы лучше понять наши доводы, достаточно представить себе потрясающе нелепую башню, господствующую над Парижем, словно мрачная гигантская заводская труба, подавляющая своей варварской массой Собор Парижской Богоматери, Сен-Шапель, башню Сен-Жак, Лувр, Дом Инвалидов, Триумфальную арку и все остальные поруганные отныне памятники, все наши приниженные теперь архитектурные творения, которые исчезнут в этом ошеломляющем кошмаре».

Кто под этим подписался? Извольте, вот лишь некоторые из трехсот имен: Шарль Гуно, Александр Дюма, Леконт де Лиль, Сюлли Прюдом, Виктор Гюго, Ги де Мопассан… Словом, целая плеяда гениев. Никто, казалось, не смог бы устоять перед их мнением. Как же поступил месье Альфан? Он переправил гневный литературный текст министру торговли, а тот, в отличие от трусливого чиновника, мудро ответил ему: «Единственное, что я прошу Вас сделать, – сохранить этот протест. Он должен фигурировать в экспозиции выставки. Столь изящная и благородная проза, подписанная известными во всем мире именами, не сможет не привлечь толпу и, возможно, удивит ее».

Французы шутят, что любой уважающий себя мужчина просто обязан заглянуть под юбку Первой дамы Парижа

Импульсивный, но хитрый Ги де Мопассан пошел в своем неприятии Эйфелевой башни еще дальше. Как только в ней был открыт первый ресторан, он постоянно ходил туда обедать. А когда друзья спрашивали его, как он может сидеть там, писатель обычно отвечал: «Это единственное место в Париже, откуда не видно это чудовище!»

Итак, башня была построена как временное сооружение к Всемирной выставке в 1889 году. Планировалось, что она впоследствии будет разобрана. Правда не сразу, а через двадцать лет. Но родное украинскому менталитету понятие «нет ничего более постоянного, чем временное», к счастью, оказалось характерным и для Франции. Судьба творения Эйфеля не раз висела на волоске. В начале прошлого века дело уже почти дошло до демонтажа, но спасло башню изобретение радио. Она стала опорой для антенн, впоследствии и телевизионных.

Было немало афер, связанных с продажей башни. В частности, в 1925 году, когда пошли очередные разговоры о ее сносе, некто Виктор Лустиг, представившись заместителем министра почт и телеграфов, предложил дельцам закрытый тендер на продажу металлолома. Больше всех контракт мечтал заполучить некто Андре Пуассон. Лустиг договорился о повторной встрече с ним и в разговоре тет-а‑тет намекнул о взятке. Пуассон выписал чек. Лустиг, извинившись, вышел на минутку и… растворился в тумане. Но, тем не менее, уже после этого башню продавали «по всей форме» еще минимум два десятка раз!

На самый верх башни ведут 1792 ступени. До того как в ней начали работать лифты, 29 тысяч французов пешком одолели это расстояние и были счастливы, покоренные красотой панорамы Парижа. Гидравлические лифты, спроектированные Эйфелем, безотказно работали полвека и внезапно «сломались» в июне 1940 года, когда Париж содрогнулся от лязга кованых сапог войск вермахта. Четыре года специально выписанные из Берлина инженеры пытались, но так и не смогли наладить их работу. Гитлеру, мечтавшему увидеть покоренный Париж с самой высокой точки, пришлось пешком подниматься по лестнице; впрочем, дошел он только до первой площадки башни, и его разочарованию не было предела. Но лишь только Париж был освобожден, старый механик уже на следующий день к великой радости парижан восстановил все подъемники. Эйфелеву башню как настоящую участницу Сопротивления увенчали трехцветным национальным флагом…

Около 18 тысяч стальных элементов башни соединены 2,5 миллионами заклепок, вес — более 10 тысяч тонн, высота 324 метра

К 120‑летию башню в очередной раз обновляли. Понятное дело – макияж еще ни одной красавице не навредил. Вначале ее красили в разные цвета, но с 1960‑х годов используют светло-коричневый, который более всего гармонирует с парижскими крышами. Работы по покраске обходятся в 4 миллиона евро, что почти втрое превышает чистую прибыль по эксплуатации, но завещание инженера Эйфеля красить башню каждые семь лет выполняется неукоснительно. Она наверняка помнит, как ее называли «трагическим уличным фонарем», «скелетом колокольни», «тощей фабричной трубой»… Но как настоящая француженка она по сей день железно уверена в том, что внешняя красота ничто по сравнению с шармом, в котором нет никакой логики и которому нет объяснения. Особенно красива Эйфелева башня ночью, освещенная снаружи 400 прожекторами и увитая 40 километрами разноцветных гирлянд.

Много написано о «нецелевом» использовании башни. Американскому ветерану войны во Вьетнаме удалось на самолете пролететь между ног «дамы», хотя такая же попытка французского летчика Леона Колло в 1926 году закончилась трагически. Экстремалы прыгают с нее с парашютом, здесь признаются в любви (говорят, что Том Круз сделал предложение Кэти Холмс на Эйфелевой башне). И здесь же несчастные сводят счеты с жизнью – с момента, когда на башню был разрешен доступ туристов, зафиксировано более 400 самоубийств.

Башня стала триумфом Франции и триумфом инженерного гения Александра Гюстава Эйфеля, удостоенного за ее строительство ордена Почетного легиона. Но до башни Эйфель уже имел национальную славу, которую ему принесли «висящий в воздухе» мост в Бордо, мост в Португалии высотой 160 метров, вокзал в венгерской столице и сотни красивейших виадуков.

Эйфель известен и в Украине. На стене старейшего маяка Азовского моря, построенного на Белосарайской косе в Донецкой области, можно увидеть табличку на французском языке: «Франция. Конструкторское бюро Эйфеля». Ажурная кованая лестница белокаменного маяка с характерными заклепками при первом взгляде на нее сразу выдает близкую родственную связь с Первой дамой Парижа. 91-летний Гюстав Эйфель умер спокойно, оставив после себя 25 детей и среди них любимого ребенка – вечно прекрасную «парижанку».