Действительно – от Бога. Мой друг, Анатолий Криволап, «самый дорогой украинский художник», всю жизнь фанатично пробивается к силе цвета. Лучше Глущенко по силе и энергетичности живописи не было, – считает Криволап. А уж он на этом пять собак съел. При этом – да, да, Глущенко был агентом НКВД, завербован в Париже еще в 1923. Глущенко, by the way, тоже рыночный рекордсмен – $260 000 на аукционе у «главного антиквара» Александра Брея. Купил не случайный человек – один из самых серьезных наших коллекционеров. Непостижимая цифра для укр. сов. художника? Денег стоит: а) история; б)исключительное качество.
А сказочки про драконов, моцартов и сальери – для детей младшего школьного возраста. Гений и злодейство еще как…. Мои любимые Караваджо, Гойя дрались на дуэлях и без них, убивали, крали монашек, сидели в тюрьмах etc, etc. Николай Петрович Глущенко родился 17 сентября 1901 года в Новомосковске Днепропетровской области. В детстве с родителями переехал в Юзовку (ныне Донецк, – прим. ред.), учился в Коммерческой школе. Потом – Добровольческая армия Деникина, лагерь в Польше. Бежал, пешком дошел до Берлина, ночевал под мостами, разгружал баржи, исхитрился поступить в Высшую школу изобразительного искусства. Днем учился, вечером помогал вести студию своему учителю Гансу Балушеку. В студии познакомился с очаровательной блондинкой Марией, которую потом бесконечно писал. На которой затем женился, прожил с ней всю жизнь, приходя каждый день обедать непременно в семь.
В студию модного Балушека кто только не захаживал: и Александр Петрович Довженко, секретарь Консульского отдела посольства СССР, и наезжавший из Мюнхена начинающий политик, недоучившийся художник Адольф Гитлер. Довженко уговорил Глущенко получить советский паспорт, тогда же произошла и вербовка. Очевидно, это было условием. Зачем это Глущенко было нужно? Теперь уже не ответить.
Во всяком случае, сразу после окончания Школы Глущенко перебрался в куда более веселый Париж. Там его уже ждала завидная должность главного художника торгово-промышленных выставок СССР за границей, мастерская, заказы на портреты Анри Барбюса, Ромена Роллана и прочих великих друзей СССР. Совсем не старый еще Николя ухитрялся участвовать в чемпионате Парижа по плаванию, ездил на этюды на Корсику и Майорку. Смешные воспоминания оставил Лео Свемп, впоследствии – ректор Латвийской Академии художеств: «Захожу к Николя – пишет натюрморт, у окна – недописанный пейзаж, к которому все время подбегает. При этом в мастерской – дамы. Разговаривая, начинает набрасывать портрет. Называл все это – восторгом творчества». В мастерской встречались… деникинцы, украинские «диячи», красивые дамы и военные атташе, их спонсоры.
Глущенко докладывал Сталину о подготовке Гитлера к войне еще в январе 1940 – задолго до Рихарда Зорге
Унылая «новая вещественность», которой его учили в Берлине, сменилась роскошной импрессионистической живописью. Париж было этим не удивить, но напор цвета «парижского Глущенко» поражает. Бесконечные выставки, в Париже о нем даже монография вышла. Одно непонятно – зачем вернулся в 1936?
В Москве после всех парижских излишеств – девятиметровая комната в коммуналке. Тут уже интересно вспоминала Т. Н. Яблонская, учившаяся тогда в Киевском художественном: «Мы только слышали о знаменитых импрессионистах, а тут приехал Глущенко, «настоящий импрессионист», весь такой парижский, в гетрах и желтых ботинках». Глущенко приезжал устраивать выставку. За день оббегал редакции, пригласил корреспондентов в гостиницу. Когда пришли, он в знаменитых гетрах и рембрандтовском берете писал натюрморт, изображал «восторг творчества». На столике – вино, фрукты. Пролетарские корреспонденты долго вспоминали. При этом писал так, что союзохудожнические биндюжники вставали. Когда он скромно сидел сбоку в президиуме. Писал-то не вождей – пейзажики-натюрмортики, «чистую живопись». У «товарищей» это было не в чести. С 1944 – в Киеве. Получил квартиру в знаменитом доме на углу Владимирской и Большой Житомирской. И мастерскую в доме «со звездой» на Крещатике. Что ж не работать? Писал по два-три этюда в день. Обожал ездить в «дома творчества» и запоем писать.
Чарующая красота Украины была мощным источником вдохновения художника
Плюс Франция, Италия. В Союзе художников «выездному Глущенко» страшно завидовали. Ходили легенды о его особо светящихся заграничных красках. В середине 1990-х я делал выставку Глущенко в Киеве. Каждый вечер приходила тетушка, долго сидела, плакала, говорила: «Это он меня писал». На следующий день приходила другая, показывала на ту же «ню» и говорила: «Меня». Я до сих пор, когда встречаю в антикварной суете настоящего Глущенко – вздрагиваю. Пронзает сила и искренность цвета.
Алексей Титаренко