Одна из величайших певиц ХХ века родилась в Париже. Пока отец ловил такси, чтобы доставить жену в больницу, та родила прямо на тротуаре. Ребенка приняли на своих плащах два полицейских, которые той ночью обходили квартал.

Эдит 16 лет, она поет на перекрестке Парижа под аккордеон. Горло у Эдит, как выражался папаша, было луженое. Пела она оглушительно громко, но с чувством. На ней не по росту большое пальто с драными локтями. Туфли на босу ногу и взъерошенные волосы. Конец октября, она порядком озябла. И все же Эдит решила исполнить еще одну песню в надежде, что кто-нибудь из прохожих подкинет недостающую монетку. Тогда она сможет позволить себе не только чашку кофе, но и круассан. Случай не заставил себя ждать. Интуиция опытного продюсера подсказала Лепле: это самородок.

«Встань на сцену и пой все песни, которые знаешь», – скомандовал Лепле. Он слушал Эдит два часа почти с отвращением, но что-то не давало ему вышвырнуть хулиганку назад на улицу. «Через неделю я устрою тебе дебют в «Жернисе» (самое рафинированное богемное кафе Парижа – зам. ред.), а до этого будешь каждый день приходить ко мне на репетиции. И еще, тебе нужно придумать псевдоним, – внимательно разглядывая тщедушную фигурку, сказал Лепле. – Ну, конечно, ты же такая маленькая, что тебе подойдет имя Малютка Пиаф». Пиаф по-французски – воробышек.

За день до дебюта Эдит сообразила, что ей не в чем выйти на сцену. Она побежала в лавку и купила три мотка черной шерсти. Всю ночь напролет и следующий день до вечера вязала платье. Но шерсти на один рукав не хватило. Лепле был в ярости, вылетев пулей из гримерки, через минуту вернулся со своим белым шарфом: «На, прикрой голую руку». Из зала на нее смотрело больше сотни глаз – надменных и холодных. Дамы в бриллиантах и меховых боа, мужчины в смокингах и бабочках. Для них Эдит была обезьянкой из зоопарка. В зале смеялись и смачно поедали деликатесы.

И тут Эдит разозлилась: «Ну, я вам покажу, я заставлю меня слушать». Она запела громко, отчаянно и оттого необычайно искренне: «А у нас, у девчонок, ни кола, ни двора. У верченых-крученых, эх, в кармане дыра. Хорошо бы девчонке скоротать вечерок. Хорошо бы девчонку приголубил дружок…». Ничего подобного «Жернис» под своими сводами не слышал. Песня кончилась. В зале воцарилась мертвая тишина. Эти двадцать секунд показались Эдит вечностью… И вдруг шквал аплодисментов. «Порядок», – сказал за кулисами Лепле, потирая руки.

Каждый раз, когда Эдит влюблялась, ей снова становилось восемнадцать. Она сгорала от первой и последней любви, единственной в жизни, любви до гроба. Она говорила: «Любовь – это не вопрос времени, а вопрос количества. Мещане растягивают свои чувства. Они расчетливы, скупы, поэтому и становятся богатыми. Может быть, их система хороша для денег, но для любви не годится…»

Спортивный лагерь находился в ста шестидесяти километрах от Нью-Йорка, боксеры жили там под неусыпным контролем, общались только с тренером. За нарушение режима – дисквалификация. Но любовь Марселя и Эдит была важнее. Через день после приезда великой французской певицы в Штаты она «пропала». Удивленный шофер высадил ее в пустынном месте на обочине дороги, куда через некоторое время подъехал Марсель. Дальше они отправились вдвоем: он за рулем, она, лежа в багажнике. Он подыскал ей пустующее помещение, где она провела десять дней – за закрытыми шторами, без горячей воды и света, питаясь водой и бутербродами. Но в эти дни Великая Эдит Пиаф и боксер Сердан Марсель были счастливы.

Эдит стояла за кулисами нью-йоркского зала «Версаль», готовясь выйти на сцену. В это время ей передали, что самолет, на котором летел Сердан Марсель, разбился. Труп опознали по часам, которые знаменитый боксер имел привычку носить на обеих руках. Никто не думал, что Эдит сможет петь. Но она вышла на сцену и глухим голосом произнесла: «Я буду петь в честь Марселя Сердана. Только ради него».

У Пиаф было много мужчин, но по-настоящему она любила только Марселя Сердана.

В Эдит Пиаф все поражало. К ней нельзя было применять обычные нормы. Она пела как никто и жила как никто; она была необыкновенно талантлива, чрезвычайно ранима; когда наступало горе – все в ней умирало, когда приходило счастье – все пело. Она все понимала, все схватывала, а то, чему ее, бедную уличную девчонку, жизнь не научила, она постигала интуитивно. Она была музыкантом, не зная нот, она писала тексты к своим песням с орфографическими ошибками, но какое это имеет значение, когда вкладываешь душу и когда слова сами ложатся в рефрены и ритурнели. Она любила красоту во всех ее проявлениях – в искусстве, в людях, в природе…

Здоровье певицы расшатывалось с поразительной скоростью, она почти не выходила из больниц. После смерти Марселя Эдит прошла четыре курса дезинтоксикации при лечении алкоголизма и наркомании, перенесла три гепатические комы, два приступа белой горячки, семь операций и две бронхопневмонии. А потом врачи поставили диагноз – рак. Хотя сама пациентка об этом так и не узнала.

P. S. Эдит Пиаф похоронена в склепе на парижском кладбище Пер-Лашез.

«Когда любовь остывает, ее нужно или разогреть, или выбросить. Это не тот продукт, который хранится в прохладном месте!» – Эдит Пиаф