Есть у русских редакторов один занятный метод воспитания журналистов – не самый популярный, к сожалению, однако приносящий свои плоды. Это домашнее чтение. Те авторы, в чьих заметках не хватает легкости и вольнодумия, получают задание читать Пушкина. Кому, наоборот, не хватает четкости и лаконичности, должны почерпнуть ее у Чехова.
Мне было то ли 18, то ли 19, я изучала экономику на втором курсе университета, когда на меня свалилась первая серьезная работа – с собственным столом, трудовой книжкой, ежемесячной зарплатой и прочими удивительными атрибутами. Я стала светским хроникером в еженедельной газете. Не работа – мечта, казалось мне. Бесплатные походы на вечеринки и праздники, да возможность вволю злословить о богатых и знаменитых. Оказалось, впрочем, что злословию – а тем более письменному – нужно долго и больно учиться.
К моему удивлению и ужасу в качестве учебника журналистики мой редактор прописал мне собрание сочинений Владимира Набокова. За что? Почему? Мало ли настоящих русских авторов, чтобы учиться языку у человека, которого в мире знают в первую очередь как англоязычного американского писателя? Мало ли талантливых романистов, чтобы изучать стиль персонажа, который мечтал о великой поэзии, да так и не смог ее создать?
К объективному примешивалось личное. Моими фаворитами всегда были дотошные, скрупулезные, монументальные писатели вроде Толстого и Достоевского. Либо уж пересмешники: Зощенко, Ильф с Петровым, Довлатов (который среди прочего потешался над Набоковым). В любом случае моя любимая литература была намертво связана с реальностью, что бы их ни связывало – слезы или хохот. А набоковский взгляд разъедал реальность подобно кислоте. Я читала его и морщилась.
Одно дело пубертатное увлечение «Лолитой» и прочими «… годами одиночества» (в моей непростой школе ученики брезговали порнографическими журналами и предпочитали открывать чувственность через литературу). Совсем другое – штудировать «Машеньку» ради светской хроники. С тех пор многое изменилось. Мне скучно на вечеринках. Я сама выписываю журналистам списки внеклассного чтения. Но при упоминании о Набокове все еще вздрагиваю.
Впрочем, я точно знаю, что хороший текст – в том числе журнальная заметка – всегда ложится на музыку, как стихотворение. Что в основе всякой прозы лежит внутренняя рифма. Наверное, в этом есть заслуга набоковских сюрреалистических романов, построенных по законам поэзии – пусть из их автора и не вышло великого русского поэта.