«Я делю свою жизнь на два этапа, первый — до 1985 года, когда во мне все копилось, и второй, когда всем нам дали, наконец, возможность быть людьми». Сегодня один из самых ярких и талантливых менеджеров российского кино, замечательный человек и «кинотавр» пытается всеми силами защитить отечественный кинематограф от американской экспансии, а всех нас — от субкультуры Голливуда, которая калечит неокрепшие души молодого поколения. Выступая в роли генерального конструктора новой сети кинопроката, он надеется вернуть нашему кино былую славу. Марк Рудинштейн родился в Одессе, а значит, априори интересный собеседник.

Platinum: Вы по натуре созидатель?
Марк Рудинштейн: Скорее — придумщик. Мне хочется, чтобы вокруг меня вертелась карусель жизни. Любовь к себе заставляет создавать что-то хорошее. В школе сейчас не учат, что надо любить народ, а в мое время учили — это была большая ошибка. Нужно любить прежде всего себя, тогда вокруг будет создаваться атмосфера добра и интереса. Все, чем я прославился, я начал делать из любви к себе. Дай Бог, чтобы именно это эгоистичное чувство здорового, трезвого тщеславия развивалось.

Pl: А чем сейчас Вы тешите свое тщеславие?
М.Р.: «Кинотавр» — вы конечно знаете, — я передал в другие руки. Остались «Лики любви», детский «Кинотаврик», государственная национальная премия «Золотой Овен», и еще авантюра с кинофестивалем «Санкт-Петербург», которая реализуется с большим трудом. Все дело в месте его проведения (на Дворцовой площади — прим. ред.), это вызывает яростное сопротивление директора Эрмитажа, Михаила Пиотровского, и других чиновников от культуры. Я уже нажил себе таких врагов, которых у меня за всю жизнь не было. Так что главный приз, «Золотой ангел», еще витает в воздухе.

Pl: А какой главный приз в своей жизни получили Вы?
М.Р.: У меня есть единственная, самая ценная и дорогая награда — я лауреат премии Феллини «За вклад в развитие национального кино». «И на груди его могучей одна медаль висела кучей», — это про меня. Все остальное — не в счет. Ну, разве что, еще я становился чемпионом по бильярду на соревнованиях среди «звезд» Украины и России — согласитесь, это почетно.

Pl: Так вы «хоббист»? Ружьишко, удочка?
М.Р.: Никогда не охотился и не буду — боюсь грустного, молчаливого взгляда животного. Для меня мужское дело связано не с кровью, а с рифмой этого слова — любовью.

Pl: Кроме любви к себе и роскоши общения с друзьями, какой вид роскоши предпочитаете?
М.Р.: Самое приятная и большая роскошь появилась у меня в начале 90-х годов — можно было, засунув руку в карман, найти там лишнюю копейку — почувствовать себя сильным и не краснеть перед женщиной. Тогда стало возможным совершать Поступки — «Мне в Париж по делу!», купить миллион алых роз… До 40 лет я чувствовал себя импотентом, потому что не мог совершить Поступка по отношению к женщине — советские жалкие гроши заставляли меня рвать ромашки в поле.

Pl: А «камушки» любите дарить?
М.Р.: То, что я имею в виду — не только бриллианты — в Поступке (я настойчиво произношу это слово с большой буквы) может быть все: сумасшедшее путешествие, драгоценности, а главное — неожиданность для Нее. Вообще, все, чего я хотел добиться — это иметь деньги, чтобы сделать жизнь любимой женщины приятной. Мне кажется, что вообще, любые бредовые идеи, мои фестивали, другие начинания, — всегда возникали из любви к женщине. Если нет состояния любви, его нужно придумать, без этого жить невозможно.

Pl: А как Вы относитесь к вещам, которые делают жизнь комфортной — к автомобилям, например?
М.Р.: Вы знаете, я уже столько лет «начальник», что все мои автомобили — головная боль водителей. Сам я машину вожу редко, но они постоянно стоят у входа: в одном городе — Мерседес, в другом — Шевроле. Я ценю в них практичность, а не признаки «светскости».

Pl: И это говорит человек, который постоянно мелькает на звездных кинотусовках?
М.Р.: Это издержки профессии, да и по красной дорожке я, на самом деле, ходил нечасто. Я не одеваюсь у Армани, не ношу «бабочек», только иногда с удивлением замечаю, что купленная мной «по случаю» одежда оказывается писком моды. На официальных приемах приходится следовать принятому дресс-коду, но джинсы и футболки мне милее. В былые годы 2 января садился в самолет, летел в Майами на распродажу и «одевался» там на весь год. Потом, я так прирастаю к вещам, что меняю их, когда носить такое уже просто неприлично по причине ветхости.

Pl: Дружите ли Вы со временем, и как его контролируете?
М.Р.: На юбилей мне подарили пять моделей часов. Среди них есть Булгари и Картье, но я люблю в часах плавать, париться в сауне, стучать кулаком по столу, спать, поэтому презентные статусные золотые часы в моей душе «стоят» не заведенными. Когда я их снимаю, то теряю. Так же происходит и с очками. Я покупаю раз в полгода шесть пар очков и раскладываю их по пути от туалета до машины — потом они все оказываются почему-то в одном месте, и все вновь идет по кругу.

Анна Суржко